Глава 34. Первое постановление Верховного суда УССР в связи с моей кассационной жалобой
На 20-ый день моего заключения в спецбольнице санитар Федин разбудил меня в необычное время.
— Зачем-то вас хочет видеть Бочковская, — сказал он. Я с трудом встал со своей койки и мы пошли в ее кабинет. В кабинете Бочковская начала без обиняков:
— Юрий Александрович, на вашу кассационную жалобу получен ответ из Верховного суда. Верховный суд отменил приговор Областного суда и назначил суд в новом составе. В соответствии с этим решением я отменяю вам все лекарства.
Она взяла красный карандаш, открыла журнал назначений и написала: «Ветохину отменить все назначения». Затем повернулась ко мне и добавила:
— Вас повезут в Симферополь на суд с первым же этапом. Потом она сделала паузу и высокопарно заявила:
— Имейте в виду, Ветохин: никакая цена не будет слишком высокой, чтобы не возвращаться сюда обратно!
Она опять помедлила и другим тоном, но тоже не допускающим возражений, закончила:
— Хотя я уверена, что вы вернетесь!
В коридоре меня встретила Левитанша. Она протянула мне официальную бумагу и ручку:
— Распишитесь здесь!
— Могу я переписать постановление?
Левитанша в ответ замахала руками.
— Еще чего захотел! Расписывайся и отдавай бумагу!
— Ну, хотя бы прочитать ее я должен?
— А что вам читать? Врач вам сказал, что написано в бумаге — и для вас достаточно!
— Ну, нет! Если вы не дадите хотя бы прочитать, я не распишусь.
Левитанша недовольно выпустила из рук бумагу. Я стал читать, подгоняемый ею. В бумаге писалось, что Коллегия по уголовным делам Верховного суда УССР рассмотрела мою кассационную жалобу и установила, что Крымский Областной суд действительно допустил нарушение процедурных норм, оговоренных в статьях 418 и 419 УПК УССР. Поэтому Коллегия Верховного суда УССР постановила отменить приговор Областного суда и назначить новое слушание дела в новом составе судей.
* * *
Новость быстро распостранилась по спецбольнице. Незнакомые люди поздравляли меня при встрече в коридоре, в туалете, в столовой. Не получив вечернего укола аминазина, я на другой день почувствовал себя лучше. Еще не будучи в состоянии ходить по камере, я лежал и наблюдал, как снова пришел садист-фельдшер и стал проверять пыль на койках.
На этот раз он придрался к Черепинскому, явно выраженному психопату. Черепинский в ответ на его замечание молча вынул из-под матраца кусок тряпки и протер свою койку.
— Плохо протер! — не унимался фельдшер. — Еще раз протри!
Черепинский протер еще раз, а когда фельдшер уже выходил за дверь камеры, тихо проговорил ему вслед:
— Гад проклятый!
Фельдшер услышал, вернулся назад и приказал санитару вывести из камеры всех больных на оправку, оставив одного Черепинского. Черепинский понял, что сейчас его будут бить и стал просить больных не выходить. Больные колебались, санитар, который недавно водил нашу камеру на оправку, — тоже. Тогда фельдшер переменил свой приказ.
— Санитар! Отведите на оправку одного Черепинского!
Как всегда в таких случаях, в момент сбежались несколько санитаров, схватили Черепинского и поволокли в туалет. Скоро из туалета послышались вопли. Вопли давались долго, потом постепенно затихли. Те же самые санитары принесли грязного и окровавленного Черепинского и бросили его, как мешок, на койку. Он тихо и жалобно стонал. Я так и уснул под эти стоны.
На следующий день был обход врачей. Черепинский пожаловался Бочковской, что его избили и при этом сломали ребро.
— Ребро, говоришь? — равнодушно переспросила она.
— Пошлем на рентген, посмотрим.