Родители и прародители - 5

Несмотря на то, что папа устроился на работу слесарем на медиоэлектролитный завод и подсобное хозяйство, денег на жизнь не хватало. Поэтому почти каждое воскресенье папа, как и другие шанхайцы, отправлялся в Свердловск на барахолку, где продавал вещи, привезенные из Китая. А вещей было немало, в частности у мамы было две или три шубы (у нас долгое время сохранялись два очень больших сундука, обитых тонким цветным металлом, предназначенных для перевозки вещей). Благодаря этому семья как-то пережила период «адаптации» к новой реальности.

В качестве примера такой «адаптации», о котором с юмором рассказывала мама, можно упомянуть встречу первого Нового (1948) года. Собрались у нас шанхайцы, поселившиеся в Верхней Пышме, люди молодые (моим родителям по 30 лет), ели, пили, пели, веселились. Пели русские народные (помню мамино сопрано в песне про «бубенчики» и «удаль молодецкую») и советские песни: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем». А пили брагу, изготовлению которой их научили местные жители. Но, видимо, не предупредили о коварстве этого напитка. С непривычки не рассчитали и перебрали. Наутро дамы бегали на помойку, где ночью «освобождали желудок», в поисках потерянных там (нередко дорогих) сережек.

Но праздник праздником, а будни были тяжелыми. От тяжелой физической (непривычной для него) работы на заводе, от бытовой неустроенности и переживаний отец осунулся, цвет лица у него приобрел землистый оттенок. В какой-то момент он начал пить. Только мамины скандалы, угрозы развода и отъезда с детьми в Куйбышев к брату, остановили его пьянство. Но не решили бытовых проблем. Зарплата была скудная, ограниченная тарифом рабочего разряда (по поводу чего папа недоумевал: почему нельзя заработать больше, если человек хочет и может). Одна комната на четверых и общие с соседями кухня и туалет; ни ванны, ни душа.. И никаких перспектив на улучшение жилищных условий. В то время так жили многие. Но после относительного комфорта жизни в Китае это переносилось тяжело. И папа решил построить свой дом.

Из-за ограниченности средств многое ему пришлось делать своими руками. Начиная с того, что он, сугубо городской человек, вдвоем с напарником зимой в морозы, в снегах валил и заготавливал лес на отведенной делянке в уральской тайге. (Зимой, потому что зимняя древесина меньше подвержена гниению). Ставили сруб, конечно, профессиональные плотники. Но заливка фундамента, внутренняя отделка и многое другое – все своими руками. И дом получился на славу: на высоком фундаменте, очень разумная планировка трех комнат и кухни, высокие потолки, большие окна. Правда, отопление печное и вода из колонки. Но для самого начала пятидесятых годов это было решение проблемы. К тому же дети подросли, пошли в школу, и мама начала работать медсестрой в детских яслях. То есть все более-менее устроилось.

Верхняя Пышма в то время – маленький горнозаводской городок, состоящий из нескольких районов – «поселков», разделенных пустырями. Они формировались вокруг шахт, в которых когда-то добывали медную руду. В одном из таких поселков – Горновском и находилась наша первая в Пышме «квартира». Да и наш собственный дом также находился на отшибе. И чтобы нам с сестрой добраться до школы, приходилось преодолевать километра полтора по пустырю. А зимой – это значит в темноте, по еле протоптанной в снегу тропинке, по которой я, подталкивая, подгонял идущую впереди сестру.

В сороковых годах единственным (кроме школы) источником культуры было радио в виде «тарелок» репродукторов. Поэтому когда в 1948 году открылась музыкальная школа, то мои сверстники поначалу не знали, как выглядит скрипка, принимая ее чехол за гитарный. Экзотичность для них этого инструмента как-то сослужила мне хорошую службу, а именно, сохранила мне коньки. Тут надо пояснить, что коньки крепились к валенкам веревками. И распространенное развлечение местной малолетней шпаны было «срезать коньки». Так вот, однажды, когда я катался на коньках, и меня завалили в сугроб с этой целью, то спасло меня то, что один из нападавших воскликнул: «А, да это скрипач!» И от меня отвязались.

В таком городке и жили мы с конца сороковых годов. В пятидесятых, конечно, «жить стало лучше, жить стало веселей».