Autoren

1427
 

Aufzeichnungen

194062
Registrierung Passwort vergessen?
Memuarist » Members » Vsevolod_Krestovsky » От штаба до зимних квартир - 14

От штаба до зимних квартир - 14

14.11.1890
Свислочь, Беларусь, Беларусь

Принесли напрокат стол и два стула; затопили печку, но дым из нее повалил такой, что давай Бог только поскорее все двери настежь! Долго мы мучились с этою злосчастною печкой, пока-то наконец кое-как отогрелась она, но уж зато и накалили ж ее так, что хоть бы доброй бане впору. Закрыли вьюшки - угар, и, снова дверь настежь. Самовар уже кипел на столе, но с сегодняшним утром вышли все мои съедобные запасы, а есть хочется. Знаю я, что в Свислочи обретается некая пани Генальска, у которой в прошлые стоянки "столовались" наши офицеры. Посылаю к ней вестового с деньгами и с просьбой сварить мне сейчас же ухи или супу (ибо трое суток питался, что называется, всухомятку) да заодно уж узнать, сколько возьмет она с меня в месяц за столованье.

 -- Не желает, ваше благородие! - докладывает, возвратись, мой посланный. - Совсем не желает!

 Это начинало делаться досадным. Да и что такое, в самом деле, все и вся не желают да не отпущают, словно бы нарочно сговорились!

 -- Что же говорит она, - спрашиваю, - почему именно не желает?

 -- Да говорит, что... что ж мне, говорит, из-за тарелки супу ходить на базар, покупать говядину аль рыбу там, что ли, коли и базар уж давно кончился, и говядины, может, нету, да опять же дрова палить, печь затоплять, да варить, да и мало ли что... много хлопот, говорит, ваше благородие.

 -- Да ты сказывал ли ей, что ей деньги за это заплатят?

 -- Сказывал, ваше благородие, как не сказывать! И даже очинно явственно показал ей рублевую бумажку, что вы дать изволили, но только она все же не желает, хоть и деньги, потому, говорит, из-за пустяков хлопот больно много!

 --Ну, а насчет столованья как?

 -- Да... насчет столованья-то... тоже почитай, что не согласна. Кабы, говорит, четверо аль пятеро их было, так она бы ништо, а для одного - хлопот много... Разве что, говорит, станут платить ровно что за пятерых, тогда пожалуй... Нет уж, ваше благородие, у этой Генальской - дух ея канальский... Я ведь уж ее знаю!.. Как есть лядащая баба, это так точно-с!

 "Грустно, - говорю себе, как Горбуновский батюшка на панихиде, - очень грустно" - но ничего не поделаешь и сердиться нельзя, тем более что пани Генальска, со своей точки зрения, права совершенно, и для чего ей, в самом деле, хлопотать и беспокоиться ради совершенно постороннего человека, и притом москаля, когда эти хлопоты не принесут ей ровно никаких заметных, существенных выгод?

 Надо, значит, самому о себе промыслить.

 Вспомнил я, что, по рекомендации приказчика конной почты, в Свислочи есть "мадам Янкелева", которая "сшвой лявка держит з рижской вина и з увсшеким припасом". Не выручит ли хоть эта благодетельница рода человеческого, думаю себе. Посылаю за Мадам Янкелевой. Через несколько минут в смежной горнице слышится чей-то женский запыхавшийся голос и топот обтираемых и отряхаемых от снега ног - и вот, вслед за этим, в комнату ко мне вдруг, как чиненая бомба, влетает что-то коренасто-приземистое, широкоплечее, короткошеиное, задрипанное, зашленданное и грязное-распрегрязное.

 -- Здравствуйте вам! -- возглашает это нечто запыхавшимся голосом.

 -- И вам здравствуйте! - отвечаю я и начинаю приглядываться: передо мной стояла и во весь широкий, крупногубый рот улыбалась, скаля прекрасные белые зубы, некая молодая особа женского пола, толстомясая, толстомордая, с красными щеками, которые так и дрожали при каждом ее шаге, пылая несокрушимым здоровьем, -- стоял этот крепыш-карапузик и, улыбаясь, глядел на меня маленькими, бегающими и смеющимися голубыми глазками.

 Голова ничем не прикрыта, волосы, как стреха, встрепаны и в пуху, на плечах какая-то легонькая, порыжелая бархатная кофточка, в которой, очевидно, она так и прибежала сюда с улицы.

 -- Это вы-то и есть мадам Янкелева? - спрашиваю я, решительно не узнав ее в первую минуту.

 -- Я?.. Нет, извините!.. - громко засмеялась и затараторила она звонким, молодым, еврейско-гортанным голосом. - Нет, я же не мадам Янкелева, я - Лэйка Янкелювна, цурка мадам Янкелевой - мамзель Лэйка Янкелювна... Кохда ж ви не взнали мине? У мне ж еще есть брат Ицек и сестра Рашка, и Рашка вже замуж виходила, и тоже сшвой ляфка держит с халсцинкой и с сшитцом и с увсшеким матэрьюм, и вже сшвой дитю вмеет... И кохда ви будице што пакипать с матэрьюв, то ви в Рашки пакипайтей!.. Сшпизжалуста!

 Тараторит - и здоровые щеки ее при этом трясутся, а сама все улыбается да белый и ровный ряд зубов своих скалит. Выражение довольно открытое, и лицо можно бы было назвать даже симпатичным, но - Боже, что за грязь, что за грязь, что за смоклая грязь! и что за запах! - на пять шагов так и разит "щилёдкем" и "щибулькем".

 -- Очень приятно познакомиться, возобновить то есть старое знакомство!

 Мамзель Лэйка, стоявшая как тромбовка или тумба какая, вдруг делает кникс и видимо старается изобразить его не без кокетства.

 -- И мине так самож... Отчин давольна периятно!

 -- Ну, вот что, моя милая, мне ужасно есть хочется.

 -- Ой, и мине так самож! - смеется на это Лэйка. - Я вже пакушила, пакушила и вже знов кушить гхочитца!.. Как пакушию, так и зновь кушить!.. так и зновь!.. Сшлиово гхонорем!

 -- Что у вас есть в вашей лавке?

 -- Увсше есть.

 -- Ну, однако?

 -- Увсше, сшто ни сгхочите!

 -- А например?

 -- Щилётки есть.

 -- Ну, это по твоему запаху слышно, что она у вас есть. А кроме селедки?

 -- Сшир козлячий есть, сшир гхаляньсшки, сшардынки есть увсше есть... Ай нет! Зжвините! - вдруг спохватилась она. -- Вже нима ни сшир, ни сшардынки, бо вже увсше пакипили од пана Родовицкего, од пана с Гобяты, от пани Глиндзич - увсше, увсше вже пакипили и ниц нима; толки сшир козлячий есть!.. Ютро будьзмы до Бялысшток пасилац накипать товару, то на чвартек увсше будзиц у лявка! А до чвартек - ни!

 -- Ну, до четверга еще длинная песня! А не можете ли вы как-нибудь достать мне рыбы или говядины?

 -- Ри-ибы чи то гховьядины?.. Мьяса? А на цо то мьяса?

 -- Сварить суп: или уху...

 -- Шюп чи то уши?.. Мозжно й шюп, мозжно й уши, але ж на сшиводно вже не мозжна пакипить а ни мьяса, а ни рибы...

 -- Ну, да что же у вас есть, наконец, кроме селедок да козлячьего сыру?

 -- Увсше есть! - самоуверенно шмыгнула носом мамзель Лэйка и почесала всею пятерней с правого бока по юбке. - Увсше, сшто ни сгхочите!

 -- Это я уже слышал.

 -- А сшто ви сшлишал? - вдруг любопытно встрепенулась дщерь Янкеля.

 -- Что у вас все есть.

 -- А!., а я думала, сшто другово! - разочарованно мотнула она головой и стала перечислять припасы своей лавки. - Мигдал есть, розинки, павидло, цукаты, щиколяты, пераники розмайтых гатункев, увсше благхородны перипасы!.. Трухли есть!

 -- Как! Даже и трюфели!? - невольно изумился я.

 -- А так! Есть и трухли! - не без гордости похвалилась Лэйка,

 -- Да откуда ж оне у вас?

 -- На-асши... тутейши! Их тут зе псом шукают...

 -- Как это зе псом?

 -- А так. Пьес гходит до лясу и увсше нюгхает, нюгхает из носом сшвоим по земю - и увсше так нюгхает и напотом роет, роет сшебе и з лапом сшвоим - увсше так роет и знагходит трухло!.. А мы вже напотом егхо препаруем и отпусшкаем до предажи. Мозже гасшпидин спиручник трухли гхоче?

 -- Коли другого нет ничего, неси хоть трюфели, пожалуй!.. Да нет ли еще хоть яиц то у вас?

 -- Яйки?.. А як зже-жь!.. Яйки - яйки есть! А сшколки яйков гхля пана?

 -- Десятка три неси: мне надо и вестовых моих накормить.

 -- Зараз, зараз, гасшпидин спиручник зараз! - замахала руками Лэйка и бомбой стремительно вылетела из комнаты.

 -- Эк ее прет-то! - процедил вослед ей Бочаров из другой комнаты.

 Вскоре явились у меня яйца, масло, трюфели и несколько жидовских булок, посыпанных своеобразно ароматическим семенем чернушки.

 Вестовые мои устроили какими-то судьбами, что хозяева позволили распалить в своей печке два-три поленда под таганкой, благодаря чему мы могли сварить трюфели на вине (благо, у меня был запас с собою) и выпустили яйца на сковородку. Этою-то яичницей да трюфелями с маслом я и был сыт, вместе с вестовыми моими. Только нельзя сказать, чтобы трюфели особенно понравились солдатам, потому что на другой день, после обеда, состоявшего точно так же исключительно из трюфелей да яичницы, улегшись на постели, я слышу, как вестовые мои едят в другой комнате и между собой разговаривают:

 -- Эка, подумаешь, прости Господи! Что это об иной час есть-то тольки приходится! - говорит Бочаров.

 -- А что? - отзывается ему рейткнехт Алешин.

 -- Да как же!.. Вдруг этта теперича - вареная гнилушка с дерева!.. И как это только господа могут ее есть, ей-богу!.. Чудно, братец ты мой! И какой в ей скус? Ну, вот, как есть гнилушка с березы!.. Право!

 -- Бочаров! - крикнул я его в свою комнату.

 -- Чего изволите, ваше благородие?!

 -- Что, брат, не нравится кушанье-то?

 Стоит и ухмыляется.

 -- Никак нет-с, ваше благородие, потому скусу в ем никакого...

 -- Ну, а французы, брат, за эту самую гнилушку большие деньги выручают: рубля по три маленькую баночку берут.

 -- И нешто им платят, ваше благородие?

 -- Да еще как платят-то! Это самое что ни есть дорогое кушанье, а тебе вот не нравится!

 Стоит мой Бочаров и недоверчиво ухмыляется по-прежнему.

 -- Шутить изволите, ваше благородие, - ласково произносит он наконец, еле удерживая веселый смех, и - налево кругом выходит из комнаты.

 Так мне и не довелось убедить Бочарова в тонком гастрономическом достоинстве трюфелей.

18.04.2021 в 20:32


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Rechtliche Information
Bedingungen für die Verbreitung von Reklame