"...Душа была сломлена"

    В середине 70-х годов я одно время сотрудничала с Госконцертом, от которого несколько раз выезжала за рубеж. Всякий раз, если при отчете я ошибалась на несколько рублей, Госконцерт взимал с меня деньги в десятикратном размере. Смешно и грустно. Я ездила на разные международные программы «Евровидения» в Польшу, Венгрию, Болгарию, Монголию и Германию. Помню, приехала в Польшу на одну из телепрограмм, поляки оставляют меня на вторую, а потом и на третью программы. В те годы они очень хорошо платили. И я хорошо заработала за три концерта, а когда стала отчитываться, то оказалось, что я еще должна Госконцерту около десяти рублей, которые они высчитали у меня, опять же в десятикратном размере.

    А однажды я должна была поехать в Берлин на «Евровидение». Немцы заранее прислали мне четыре песни на немецком языке, которые нужно было записать у них в берлинской студии. По приезду в Берлин меня отвезли в студию, где я и записала эти песни. Языком я не владела. Но немцы сказали мне, что если бы они не знали, что я русская, то не поверили. У них была полная уверенность, что я - немка. После съемок «Евровидения» немцы предложили мне стать участницей Международного конкурса-фестиваля на Балтике, который должен был состояться буквально через полтора месяца. Это был июнь. А в июле мне предстояло снова приехать на «Евровидение» туда же, а потом уже остаться на фестиваль. Должна сказать, что в ту пору я была в прекрасной форме, с хорошим репертуаром и очень красиво одета, что для артистки немаловажно.

    А песни! Это были прекрасные песни: Бориса Рычкова «Наше лето», Владимира Преснякова «Ты скажи» и др., которые на сцене пользовались большим успехом. Короче говоря, немцы потратили свои средства, сделав мне портфолио из моих фотографий и паблисити для этого конкурса.

    В июле я приехала на «Евровидение» во второй раз и, как предполагалось, должна была остаться для участия в конкурсе. Внезапно получаю телеграмму из Москвы, в которой черным по белому написано: «Срочно выезжайте в Москву». И все. И все!

    Я была в ужасе и не знала, что делать. Но мне ничего не оставалось, как вернуться обратно. По приезде в Москву, куда я только ни звонила, чтобы узнать причину, но везде ответ был один и тот же: «Понятия не имеем». Я бегала по Госконцерту с одним вопросом: «Кто прислал телеграмму?» Ответ был: «Не знаем». Как будто играли со мной в молчанку. Боже, сколько я тогда перестрадала и вытерпела!

    Радио и телевидение практически были для меня закрыты и, кажется, навсегда. На телевидении, куда однажды я случайно проникла, одна редактор музыкальной редакции мне так и сказала: «Нина, уезжайте отсюда. У нас талантливых людей не любят, они здесь не нужны». И хотя я по-прежнему работала на лучших площадках страны, и всюду меня звали и приглашали, в душе моей росло чувство обиды, душа была сломлена. Все вокруг то и дело говорили: «Надо ехать». Эта мысль после последней поездки в Германию стала убеждением, которое послужило решительным толчком к принятию решения. Мы стали подумывать об отъезде. Не могу сказать, что я сразу приняла это решение. Было много сомнений, переживаний и слез. Но в конце концов решили: едем. Мы ушли из Москонцерта, чтобы другим за нас не попало, и в течение года ожидали разрешение и документы на выезд из страны. На выезд из страны, которую я всегда так любила и которой гордилась, особенно на конкурсе в Румынии. Все прошедшее всплывало в моей памяти. Будто вся жизнь прошла на экране.