Мой отец - наша путеводная звезда

Мой отец - наша путеводная звезда

     Уважаемые читатели, искренне признаюсь вам, такого благородства и щедрости души как у моего отца,  Дмитрий Дмитриевича  Степанова встретишь очень редко. Во всяком случае, на моём жизненном пути я не встретила. Не знаю, каким образом генетически передалась  его  щедрость моей доченьке. Её стремление делать людям добро безгранично. Поэтому считаю, что мой отец и её дедушка по существу стали для нас путеводной звездой в жизни. Ему я посвятила книгу «Любовь и слёзы». Отрывки из неё предлагаю вашему вниманию.

       Моя мама, Ирина, десятая из одиннадцати детей, выросла в украинской деревне Липьянка. Её отец, Матвей, был потомственным  батраком. Может, это и не звучит, потомственный  дворянин - куда благозвучнее. Но из песни слов не выбросишь. В их хатке с соломенной крышей было две комнаты. В большей комнате Матвей и Параска спали на верхней лежанке печи, маленькие дети занимали нижнюю лежанку, а остальные дети спали на полу. Зимой ягнята и телята тоже были в этой комнате. Другая комната была для стареньких бабушки с дедушкой, а также для старшего сына с его женой. Они не только обеспечивали себя едой, но и ткали ткань из конопли, шили одежду и ковры, пряли шерсть, вязали, вышивали, делали обувь и другие вещи. Это было как фабрика - все стадии производственного процесса были чётко налажены, на каждой стадии были свои секреты и особые проёмы.

       Если детям рассказывают сказки, что их нашли в капусте, это не всегда неправда. Моя мама действительно родилась на капустной грядке. Старшая сестра, Мотя, терпеливо вынянчила её.  Выросла великая шкода, воплощённый дух бунтарства. Рано узнала плётку. Но это только воспитывало упрямство и боевой характер. Эта черта осталась на всю жизнь.

       Семья Соколовских была работящей, и им удавалось обеспечить свои основные нужды. Они жили в гармонии с природой, скрашивая свою жизнь традиционными украинскими развлечениями - отмечали традиционные религиозные праздники, собирались, чтобы попеть, потанцевать, поиграть в игры. Революция перевернула эту размеренную жизнь вверх дном. Продразвёрстка после революции довела их до черты бедности. В период Новой Экономической Политики в двадцатые годы, когда были созданы благоприятные условия для крестьян и частных торговцев, семья встала на ноги. Но в 1929 году Сталин задумал коллективизацию. Уже в 1930 году отбирали скот запасы зерна. Надвигался голод. Большая семья Соколовских еле-еле сводила концы с концами.

       Когда соседка  Екатерина решила поехать в Киев, где у неё были родственники, Ирина с надеждой  на спасение присоединилась к ней. Осенью   1931 года Екатерина с Ириной пешком дошли до станции Смела 150 км и на товарном поезде приехали в Киев. В Киеве у Екатерины была знакомая, которая помогла им устроиться в артшколу посудомойкой в столовой и уборщицей. Через год Ирина во время отпуска решила поехать в Лыпьянку. До неё доходили страшные слухи. И действительно, она увидела село в смертельной агонии... По селу ходили люди, опухшие от голода. Часто под забором можно было увидеть, что кто-то сидит, подходишь, а он мёртвый. Смерть пришла и в дом Соколовских. Умерла Настя, а за ней и Кырыло. Доходило до страшного: пропадали люди, а потом выявлялось, что их съели. Ели собак, кошек и даже трупы. Ирина решила забрать с собой хотя бы младшую сестру Тыклушку.

      «Спаси хоть нашу квіточку від цього страшного мору»,- голосила Параска. Провожали своїх дівчат до самої станції Новомиргород батько з матір’ю та всю дорогу плакали. Може серце чуяло, що свою надію, саму останню та кохану дитину більше ніколи не бачуть. В артшколе Тыклушка устроилась уборщицей. Всё было замечательно. Не один курсант заглядывался на её красоту. Как-то её пригласили покататься по Днепру на лодке. Лодка попала в водоворот и перевернулась. Тыклушка не умела плавать и сразу пошла ко дну. Её искали, но когда вытянули, она была мёртвой. Даже трудно себе представить, какой это неожиданный удар был для моей мамы.

     Мой отец был в то время курсантом этого училища. Он видел, как убивается над гробом Ирина. Каждый  день она ходила к могиле сестры, падала на могилу и голосила:

- Сестричко, моя рідненька, на кого ти мене покинула? Та ти у нас як квіточка була. Усі тебе любили. Що я тепер батькам скажу? Як тепер мені жити?

     Дмитрий  не мог забыть и выбросить из головы страдание Ирины. Несколько раз он ходил с ней на кладбище. «Как помочь? Слова утешения бессмыслены. Что-то надо делать». Он пишет  письмо в Анапу своей матери, и она отвечает: «Привози её сюда, я постараюсь помочь». «У меня самая понимающая мама на свете»! - с облегчением вздохнул Дмитрий.

     Анапа – курортный город на берегу Черного моря. Моя бабушка Валентина Антоновна  работала  фельшером   в санатории. Она встретила бедную девушку теплом и лаской, продумала всё до мелочей, выделила ей отдельную комнату.

- Проходи, родная, тебе у нас будет хорошо. Посмотри, какое ласковое море, оно залечит твои душевные раны.

- У меня потеплело на душе, страшно хотелось спать, - вспоминает мама.

«Меня провели в небольшую уютную комнату, я хотела упасть на кровать. Но вначале ванна. Добравшись до кровати я проспала больше суток. Когда проснулась, узнала, что Дмитрий уехал. Я вышла на крыльцо и только теперь рассмотрела, где нахожусь. Небольшой дом расположен на пригорке, море совсем недалеко. Но сегодня оно было неласковым,  бушевало. Огромные волны накатывались одна на другую и с шумом разбивались о берег.

- Ирина, завтракать! - услышала я голос Валентины Антоновны.

Освежившись в ванной, она пошла к столу.

- Как спалось?

- Ничего не помню. Где Дмитрий?

- Дима уехал вчера вечером. Ему нужно в училище. Ты не волнуйся, позавтрыкаем, пойдём в санаторий. Будешь принимать ванны. Хозяйничай.

В столовую вошёл Дмитрий Иванович – отец Димы.

- Приятного аппетита, -  не очень приветливо проговорил он.

Прикрепив за ворот салфетку, он, искусно владея столовым прибором, сосредоточенно ел, бросая иногда на потенциальную невестку пронизывающий, сверлящий взгляд,  явно показывая «Ты здесь не к месту!  Не в свои сани не садись!»

У меня стал комок в горле. Я не то что есть, дышать боялась. Дмитрий Иванович вытер губы, встал из-за стола и, бросив: «Деревенская серость»,-  вышел.»

     Дедушка  Дмитрий Иванович, сам из Петербурга, был очень образованный человек, знал несколько иностранных языков. Он с презрением относился к большевикам, хотя Валентина Антоновна была членом партии, более того мой отец, их единственный сын, родился в царской ссылке в 1912г в Бийске. Бабушка была политкаторжанка. Я уверена, что среди большевиков многие искренне хотели улучшить жизнь миллионов рабочих и крестьян, для этого не щадили своей жизни. Ведь, по большому счёту, главным агитатором за революцию были не большевики, а те ужасные условия жизни беднейших слоёв населения. Что получилось в результате этой революционной бури - это уже другой порыв и требует отдельной оценки. Но одностороннее шельмование всех революционеров прошлого очень вредно для самосознания нации.

       В истории человечества много примеров, когда людьми движет порыв стать на защиту угнетённым и обездоленным. Дух французской революции  широко был распространён среди русской интеллегенции. И мой дедушка вначале поддерживал благородное движение помочь бедным и обездоленным, но, как и многие участники этого процесса, был очень разочарован результатами.

     Дмитрий Иванович с начала и до конца не мог принять невестку. В нём всё кипело. С трудом воздерживаясь от бурных скандалов, он обращался к ней «Деревенская серость». Если смотреть правде в глаза, он был недалёк от истины. Влияние родительского дома, привычки, заложенные с детства, остались доминирующими на всю её жизнь. В этом не вина Ирины. Такова её природа. Но то, что отец принял всё, что в ней есть хорошего и плохого, говорит о его высокой нравственности и благородстве.

     Не такую спутницу для своего сына  хотел видеть Дмитрий Иванович. Единственного сына они буквально лелеяли. Мне было 3,5 года когда дедушка рассказывал мне об отце и показывал коробочку с волосиками и ногтиками отца, когда ему было 1 год. Они хранили как реликвию именную серебряную ложечку, возили с собой даже в эвакуации. На этой ложечке выгравирована буква Д и дата рождения. Они старались дать единственному сыну хорошее образование. Он учился в пединституте, играл на скрипке. Всегда очень любил детей. Мама рассказывала, что у них часто в доме были дети, он играл с ними тоже, как ребёнок. Для него это была потребность. Сейчас я смотрю на единственный портрет отца,  когда он ещё учился в пединституте. Это черно-белая фотография, на ней печать времени, но черты лица сохранились чётко. Большие серые глаза, в них спокойствие и теплота души просто ощутима. Перевожу взгляд на Ирину свою дочь и порой удивляюсь, как  она во многом похожа на моего отца и своего деда: те же глаза, та же бездонная любовь ко всему живому: людям, животным, природе. Форма лица, нос, подбородок, губы - всё один к одному. Общение со студентами и детьми для моей Ирины - это высшее человеческое счастье. Иногда мне в голову приходят мистические мысли.  Может это реинкарнация и ко мне вернулся мой отец, и я получила от Бога двойную награду: имею самую любимую, нежно всегда заботящуюся дочь и в ней душа отца. Великое спасибо за такой подарок судьбы.

     Вернёмся в Анапу. Валентине Антоновне пришлось дипломатично лавировать между супругом и будущей невесткой. Больше они вместе за стол не садились. Мама рассказывала: «Я вставала очень рано, ходила к морю, часто купалась и завтракала пока Дмитрий Иванович спал. Старалась как можно меньше ему показываться  на глаза. А с Валентиной Антоновной у нас всегда были хорошие отношения».

     Отец уже считал маму своей женой и относился к ней соответственно. Но Дмитрий Иванович всячески препятствовал их браку. Через какое-то время отец забрал Ирину в Киев и стал учить грамоте: читать, писать. Словно предвидя жестокое будущее, он старался, чтобы у его спутницы  жизни была какая-то специальность, и вместе с ней заканчивал курсы медсестёр. Вспоминая о том периоде, мама говорила: «Я быстро освоила алфавит, и он меня часто хвалил.

- О, молодец, мы с тобой далеко пойдём!

Когда я научилась читать, он решил отвести меня на курсы медсестёр». И всё же со своим уровнем начального образования она чувствовала себя неуверенно. Иногда хотела даже бросить эти курсы, но отец настаивал.

«Мне кажется, она боялась, что не осилит  все премудрости этой профессии»,-

так я подумала, слушая её сбивчевый рассказ о том, как она сопротивлялась поистине мудрому стремлению отца.

      «В анатомке мне вообще дурно было. По-русски едва научилась читать, где уж тут латинские названия запомнить. Но твой отец говорил: «Терпи казак – атаманом будешь. Пока мы вместе – всё хорошо. Что нас ждёт - не известно. Надо быть готовым ко всему. Профессия - это твой хлеб на все случаи жизни».

      Каждый вечер он читал вместе с мамой, заставлял её пересказывать. И ещё приговаривал: «Как здорово что мы с тобой изучаем, как делать перевязки, уколы. Это и мне пригодится». С горем пополам курсы закончила, удостоверение получила и всю жизнь благодарила отца за его мудрость и дальновидность. С этим документом она проработала медсестрой всю жизнь до пенсии.

      Мама рассказывала, как он учил её кулинарии. «Однажды мы были в гостях, и мне понравились сырники. Через какое-то время Дима говорит:

- Завтра к нам на обед заглянет Петр, приготовь что-нибудь вкусненькое.

Вареники з творогом - це наше сільське, а сирники- це по городському.

Пішла купила творогу, побільше намішала сахару, зробила кругленькі сирнички, тай на сковороду. Воно все росплилось по сковороді та ще пригоріло. Чаду на всю кімнату. Я стою та плачу. Заходить Дмитрий з Петром.

- О, наш обед далеко слышно. Что за слёзы? Не стоит сырость разводить. С кем чего не бывает. Успокойся, малыш.

Он вытер мне платком глаза и побежал в магазин. Через несколько минут вернулся со всем, что нужно для этого блюда.

- Пётр, слушай мою команду! Быстро закатывай рукава. Малыш, подай нам передники. Офицер по сигналу тревоги должен всё выполнять быстро.

Сырники получились аккуратные, вкусные, и они вовремя успели вернуться с обеда. Об этом случае он не напоминал, но в выходные мы готовили вместе».

     Отец был большим шутником, но один раз пошутил жестоко. Мама пыталась так-то влиться в среду офицерских жен. Уже говорила на русско-украинском языке. Ей хотелось и причёску иметь совремённую. Пошла в парикмахерскую и обрезала свои шикарные черные косы. Отец посмотрел, улыбнулся, а ночью выстрег половину волос ножницами. Были слёзы, пришлось обстричь очень коротко, по совремённым временам супер модно, а тогда какое-то время ходила в платочке. Зато на свадебной фотографии мама выгледит очень симпатично с короткой модной стрижкой.

     Вскоре отца переводят в Казань. Новые знакомства.  Мама потихоньку осваивалась в статусе офицерской жены, устроилась в больницу медсестрой. В 1935г, наконец, у них родилась долгожданная дочь. С этого момента свою жену отец называл «мамочка». В 1936 году, когда Тане было 7 месяцев, они, наконец, подали заявление в ЗАГС. Громких отмечаний не было, был просто праздничный ужин. Жили дружно, весело. С Украины приехала племянница Нина, так что было с кем оставлять Танюшу.

      Мне мама рассказала и такой случай, как отца чуть не увела другая женщина.

«На 8 марта я с мужем пошла в их часть на вечер. После доклада, поздравлений, как водится, застолье, танцы. Смотрю, интересная, высокая блондинка с моего Димы глаз не сводит. Между ними завязалась беседа, шутки-прибаутки, заиграла музыка, и они пошли танцевать. Что тут делать - того и гляди уведут моего ненаглядного. Тут входит в зал  знакомый офицер Алексей Бобров.

«Алеша, пойдём танцевать, а то я упаду здесь. Будь другом, поухаживай за мной некоторое время, а то я мужа потеряю». Недели две моя судьба весела на волоске. Муж приходил поздно, а то и вовсе нет. Другой раз прийдёт, а меня нет дома. Поздно Алексей проводит меня, да ещё и поцелуемся, чтобы Дима видел. Захожу - песни напеваю, на него ноль внимания. Он молчит, потом подошёл, обнял: «Ну что, мамочка, поиграли в кошки-мышки и хватит».

      Выбранный подход в данной ситуации был по-женски мудрым. Это был хороший урок, и больше приключений подобного рода не было. Да и до того ли было

После отмены карточной системы в 1936 году Сталин объявил: «Жить стало лучше! Жить стало веселей!» Это подобно тому, как Потёмкин показывал Екатерине II красивую жизнь в деревнях. Такого воспевания райской жизни в СССР больше не было. Странное было время - был страх, была подлость, но одновремённо жизнь людей была наполнена высшим смыслом, любовью к своему Отечеству, верой в светлое будущее. Эти противоположности трудно уместить в голове, но для большей части населения СССР в тот период это была реальность. Вспомним еще одну песню: «Нам песня строить и жить помогает». Эта необыкновенно зажигательная песня потрясающе выражает дух того времени: «Мы покоряем пространство и время, мы молодые хозяева земли».

      Даже просто читая слова этих песен, весь наполняешься внутренней энергией, каждая клеточка приходит в движение, и ты готов идти на подвиги. А когда эти марши  звучат в исполнении хора, в сопровождении духового оркестра, руки и ноги подчиняются автоматически. Мама мне рассказывала, что отец каждое утро вставал с песней И.Дунаевского на слова Лебедева-Кумача «Чтобы тело и душа были молоды, были молоды, были молоды, ты не бойся не жары и не холода, закаляйся как сталь!», делал зарядку, обливался и потом садился завтракать. Мама тоже любила петь, только больше украинские песни. Отец аккомпанировал ей на скрипке. Если что-то было не так, отец приходил угрюмый, брал скрипку и, ничего не говоря, играл. Скрипка плакала. Но по характеру отец был оптимист, любил устраивать всякие розыгрыши. По выходным часто приходили соседские дети, и тут устраивался настоящий кавардак. Разыгрывались сказки, играли в прятки. Танечка была совсем маленькой, два годика, но ей очень нравилось играть с ребятишками. Когда все уходили, папу ждала настоящая гроза.

- Шо це за светопредставление ты в квартире устроил?

У мамы был характер ворчливый, но это никогда его не возмущало. Ему даже нравилось, что миниатюрная женщина так храбро бранит сильного, высокого мужчину (у него рост был под 1м 90см, а у мамы 1м 50 см). Что и говорить, слон и моська. Папа всё превращал в шутку и покорно брался за уборку квартиры. Это действительно было счастливое время в их жизни.

      Сейчас я могу лишь примерно представить себе атмосферу, в которой служил мой отец. Ведь удержаться от проявления своих чувств, выражения недовольства, неприятия определенных действий порой очень трудно. А в то время люди, которые пытались сохранить самостоятельное мышление, человеческие чувства и моральные ценности быстрее всего могли попасть в поток репрессированных.  Был момент, когда эта опасность реально нависла над моим отцом. Мама часто вспоминала этот эпизод:

«Твой папа был всегда весёлый, что у него там было на работе, какие проблемы – я этого не знала. Прийдет домой, обязательно пошутит, подбодрит. Но однажды он пришёл домой темнее тучи. Всю ночь он не мог спать, ходил из угла в угол. Я уж не знала, как успокоить его.

- Что случилось, дорогой, в чем дело?

Он обнял меня и заплакал.

-  Мамочка, что мне делать? Сегодня на учениях расстреляли Гусева. Приехало высшее начальство, а он во время перехода отстал. Капитан подошел и безо всякого в упор расстрелял его. Позже выяснилось, что он ногу натёр. Как жить дальше, если человеческая жизнь ничего не стоит? Сил больше нет. После учения мне приказали сообщить родителям. Что мне писать? Андрей был какой-то особенный мальчик, очень чистый, единственный сын у родителей, часто получал письма. Сам писал неплохие стихи. Как мне написать родителям, что его нет? Погиб в мирное время!? При исполнении служебных обязанностей. Написать, что мы – убийцы или это был несчастный случай?

      Я очень переживала за него, но как утешить, какой дать совет? Дима подал рапорт, пытался сопротивляться этому произволу в армии. Но что значило в 1937 году сопротивляться действиям начальства, да еще и в армии! Можно запросто попасть в альбом или в список. Это происшествие обсуждали на партийном собрании и, конечно, отчитали не того, кто застрелил бойца, а твоего отца за несоблюдение дисциплины. Вынесли ему выговор. Теперь оставалось только ждать. Он ходил сам не свой. Но однажды пришёл домой  необычно весёлый. Танечка побежала к нему:

- Папа, Папа присоль!

- Иди сюда, моё солнышко. Он схватил её на руки, подбросил, кружился с ней, а у самого слёзы на глазах.

- Я так рада, что ты сегодня весел. А сама плачу.

- Чем бы нам червячка заморить?

Покушали, лицо его стало снова суровым, даже каким–то чужим, отвлечённым. Танюша полезла к нему на руки.

- А хочешь мы сейчас поедим с тобой далеко-далеко, за синее море, за высокие горы? Садись на поезд.

Он стал на четвереньки и стал ползать по комнатам. Поздно вечером  легли спать. Он был страстный, сильный. Хотел оставить свою частичку навсегда. Очевидно так и случилось. Утром он как-то странно прощался.

- Что бы тебе ни говорили обо мне, верь, я - честный человек. Жди, и я вернусь.

Ноги подкашивались. Села на табуретку, на меня напал какой-то озноб.

«Что бы это значило? Жди, и я вернусь. Откуда? Сколько ждать?» В оцепенении просидела не знаю сколько. Проснулась, Таня:

- Мамочка, где папа?

- Не знаю, моя маленькая.

Племянницу Нину мы отправили домой на Украину и остались одни. Прошла неделя, вторая - никаких вестей. Вдруг поползли слухи, что Дмитрий Степанов - враг народа. Друзья перестали узнавать. Средств на жизнь не хватало.Благодарила  Бога, что хоть с работы не уволили. Написала Валентине Антоновне. Она, как ангел  хранитель, через 2 недели приехала. Чувствую, прощальная ночь зародила во мне новую жизнь. Беременность протекала очень тяжело. В конце 6-го месяца тяжелейший приступ аппендицита. Боли невыносимые, рвота, температура под 40».

     Валентина Антоновна находит машину и уже без сознания увозят маму в больницу. Оказался перфоративный аппендицит, перитонит. Безобразный рубец - очевидное доказательство, что ситуация была сложнейшей и для мамы, и для меня. Я ещё просидела в животе 2 недели. Я стучусь в этот мир, а Танечка его покидает.

     Бедная Валентина Антоновна - она мечется между двух огней. Танечка внезапно заболела корью и за 3 дня умерла. И что за судьба - в этот же день отец возвращается из Испании. У меня сохранилась фотография того печального события. В гробу Таня, как ангелочек, над ней склонились отец, бабушка и мама.

     Мне немного известно о службе моего отца в Испании. Но срок его пребывания там можно подсчитать очень точно. В начале февраля 1938 года уехал и в сентябре 1938 вернулся. Перед отъездом он посеял семя моей жизни. А вернулся в день моего рождения и смерти старшей дочери. На фотографии он выглядит настолько истощённым, словно из концлагеря. Как обычно, он не распространялся о своих военных делах, сказал только, что видел там не только то, о чём пишут здесь, но и много невиданной жестокости «не дай бог ещё когда-нибудь увидеть». Я могу себе только представить – ведь он словно снова погрузился в Россию 17-го года с хаосом власти, «красным террором Народного фронта», когда убивали офицеров, священнослужителей, государственных чиновников иногда с чудовищными пытками – сжигали людей заживо, распинали на самодельных крестах, при них насиловали их жен и детей и террором националистов в ответ, когда их политических противников убивали прямо на улицах для устрашения. Возможно, все это и побудило его вернуться довольно скоро.

      Восемь месяцев в Казани всё своё свободноё время отец нянчился со мной. А потом отвёз меня в Анапу к своим родителям, передал им эстафету любви. Валентина Антоновна и Дмитрий Иванович души не чаяли во внучке. Мирная служба отца в Казани длилась недолго.  В декабре 1939 года их дивизию послали на финскую войну. Когда я знакомилась с событиями той незаметной зимней войны, кровь в жилах застывала. Слава Богу, в той ужасной войне пуля не коснулась моего отца. Но было так  тяжело, что он  не писал с финского фронта. Интересно, настанет ли когда-нибудь время, когда каждая человеческая жизнь будет ценится как самое дорогое, что может только быть?

      Пройдя страшные испытания, отец вернулся живой и невредимый. В Казани его ожидала приятная новость - мама была, как говорят, в интересном положении. Они с нетерпением ждали пополнения и решили, что рожать она будет в Анапе под присмотром Валентины Антоновны.

      В начале июля 1940 года они поехали в Анапу. Мне уже было 1 год и 10 месяцев, что-то говорила. Дедушка очень гордился внучкой. Как водится, учил стишки со мной, подготовили трогательное выступление – топатушечки, песенки. Мама вспоминала, что Дмитрий Иванович был на этот раз к ней внимательный. Это было, пожалуй, самое счастливое время в их совместной жизни. Мама рассказывала: «На второй день встали с Димой рано-рано и пошли к морю. Волны спокойно, мерно плескались о берег. Лёгкий морской ветерок нежно ласкал наши тела. Морской запах на рассвете просто опьяняющий, ни с чем не сравнимый. Дима обнял меня и приложил руку к животу. «Кто-то стучится. Скоро, скоро на волю». На Востоке загорелась заря. Небо стало кровавокрасным. И вдруг мне показалось, что в море кровь, море крови. Я прижалась к Диме и заплакала.

-Мамочка, что с тобой?

-Мне страшно.

-Посмотри, какая торжественная красота. Я давно не был так счастлив.

Но меня давили слёзы. Появился озноб, я вся дрожала мелкой дрожью.

-Может быть началось? Пойдём осторожно к Валентине Антоновне.

      Валентина Антоновна старалась успокоить меня:

В таком положении всякое бывает. Ты сейчас старайся быть спокойной».

Через неделю я попала в роддом. На этот раз роды прошли благополучно. Родился богатырь Славик 3 кг. Сколько было ликования! Ого-го!» Чуть было не забыли про меня. Только не дедушка. Дмитрий Иванович ходил очень гордый, но моей ручки не отпускал. Купали Славика бабушка с Дмитрием, а маме подавали готового. Не каждая женщина так запеленает, как папа. На этот раз у мамы было молоко, она садилась кормить Славика грудью, а папа напротив сидел и ликовал, как ликуют отцы, у которых рождаются сыновья. Такая идилия. От любопытства приоткрывалась дверь и заглядывала я - ведь интересно! Но дедушка брал меня на руки, и мы шли заниматься своими делами.

      Через 2 недели папа вернулся в Казань. Вскоре, в начале августа 1940 года, 86 дивизия была дислоцирована к новой западной границе, к так называемому Белостокскому выступу в город Цехановец. Первое время отец жил один. Этот маленький, живописный городок, окруженный лесом, с речкой песередине сразу пришелся ему по душе. Однако привыкать к новой обстановке было непросто. Чувствовалось явное враждебное отношение  поляков. Но постепенно благодаря тому, что отец любил детей любой национальности и всегда чем-то угощал их, а потом приводил толпами домой, он начал завоевывать доверие. Дети хозяйки и племянники, как только Дмитрий приходил домой, тут как тут. Они и к речке вместе ходили, иногда рыбачили, иногда все гурьбой в лес за грибами… Лес там удивительный: огромные вековые дубы. И в прятки наиграются, и какой-то гриб принесут. Отношения в доме потеплели. Тогда отец поехал в Анапу и привёз семью. Хозяйка пани Влада часто ходила на базар и делала покупки для нашей семьи. Ей как местной жительнице удавалось лучше сторговаться, да и маме непросто было оставлять двоих детей. Смирились, сдружились - жить можно. Но всегда с оглядкой: ведь всё-таки граница. Поневоле напоминает: если завтра война?! Что будет с нами?

      Части и подразделения находились на удалении 20-40 км. от границы. Отец был командиром батареи 248 артполка, его батарея дислоцировалась в Шепетовке. А семья – мама, я и братик Славик - жили на квартире по улице Дзержинского 24. Папа домой приходил нечасто, и всегда это был праздник. 21 июня 1941 года папа очень взволнованный пришёл домой. «Давай, мамочка, собирай вещи. Завтра попробую тебя отправить в Анапу. Здесь становится очень опасно. Что творится в армии – не пойму, какое-то вредительство. Старое оружие забрали, новое не поступило. А немцы у порога». Мама вспоминала: «Мы быстро собрали всё необходимое в чемоданчик. Сердце сжималось от страшного предчувствия. Папа на какое-то время ушёл узнавать, как завтра он нас отправит в Барановичи, а там на поезд. Вернулся к вечеру и как всегда весело бросил:              

- Пойдём, погуляем к речке.

- Вначале поешь борщ, вареныки з сыром.

Папа ел, стараясь не поднимать глаз, словно чувствовал себя виноватым. Быстро собрались, улочками-переулочками спустились к речке. Медленно, спокойно катил свои воды красавец Нужец. День был тёплый, ясный. Длинные причудливые тени деревьев отражались в воде. Мама шла молча, боясь сказать слово, так как слёзы подкатывали к горлу. Папа нёс Славика и едва успевал отвечать на мои вопросы. Я была в возрасте почемучки и к тому времени говорила довольно чисто. «Папа, а кто там в лесу живёт? Куда речка бежит?»

      На берегу я устроила детское представление. Когда-то дедушка меня учил и стишкам, и песенкам. Мне так хотелось выступить перед папой. Наплясавшись,  напрыгавшись, я чуть было не уснула. Папа отдал Славика маме и взял меня на руки, прижал, поцеловал. «Ах ты моя лапотушечка. Радость моя, зоренька». Я тут же блаженно уснула. Вернулись домой, мама искупала Славика, покормила его грудью. А мной занялся папа. Он искупал меня в корытце. Он имел в этом большей опыт. Когда я была совсем маленькой, мы жили в Казани, он и купал, и кормил меня, так как мама долго болела. Завернул в одеяльце и в кровать. И даже тихонько спел: «Спи, моя красавица, сладко спи». Мне было так приятно, так сладко, что я совсем уснуть не могла. У нас была одна комната. Потушили свет. Я притаилась, что сплю. Мама вначале тихо всхлыпывала, а потом всё громче и громче. Я не выдержала и тоже заплакала. Папа встал, подошёл ко мне, погладил по голове и тихо запел: «Спи моя радость, усни, в небе погасли огни. Птички уснули в саду, рыбки уснули в пруду. Глазки скорей закрывай,  баюшки, баюшки, бай». Всё сразу как будто растворилось, затихло, и я уснула. Уснула и мама. Она рассказывала, что ей снился дивный сон, как будто они на украинской свадьбе. «Музики грають, вона с Дмитрієм витанцовують та в бубен б'є, та в мідні тарілки раз, два…»

      Но тут я проснулась и именно этот момент помню, как будто это было вчера. Невероятный грохот. Вдруг зарево осветило всю комнату. «Мне страшно!»-  закричала я. Мама быстро набросила на себя халат, схватила меня и выбежала на улицу. Папа побежел в штаб, крикнул на ходу: «Жди меня. Я сейчас вернусь». Скоро вернулся и сказал: «Перебирайся на тот берег, там наши машины. Помочь ничем не могу. Мне нужно на батарею выполнять свой долг».  Он быстро поцеловал маму и меня и скрылся навсегда.