Из опубликованного ранее - 6

Человек из «легенды»

 — Михаил Исаакович, я знаю, что касаюсь области совершенно запретной, но все-таки. Вас не могли вот так взять и поселить в какую-то страну. Была же какая-то легенда. Повод. Наконец, чтобы попасть в назначенную точку, требуются документы.

— Я лично имел возможность ездить по разным странам. Документы у меня были хорошие. А легенда — тяжелейшая. Не из бахвальства скажу, что не каждый даже сильный разведчик мог ее выдержать.

Тут к разговору подключился еще один наш сопровождающий:

— Михаил Исаакович, я вас очень прошу, без деталей!

И у меня быстренько промелькнуло, что на легенде можно поставить точку. Но Мукасей, как выяснилось, придерживался несколько иной точки зрения:

— Ничего такого не расскажу. В моей семье во время гитлеровской оккупации и войны с нашей страной погибло более 30 человек. В ту область мы ездили. Было это по линии матери. Гитлеровцы убивали их жесточайше. Людей, которые выжили и остались в моем положении после нацистской оккупации, — мало, по пальцам пересчитать. Я был на том месте, я знал и видел. И перед тем, как все это делать, начать, я нашел человека. Он действительно был в этом лагере и прошел через ад. Всю его биографию я взял на себя. А человека этого, с биографией, ставшей моей, постарался с помощью наших властей отправить в Израиль. Туда же выехал его отец.

Дальше развивать эту тему я не могу. Впрочем, вот вам крошечный эпизод. Как-то в одной стране я пришел к адвокату оформлять сделку — покупал дом. И он неожиданно попросил меня рассказать что-нибудь о себе. Я начал, и вдруг на глаза у моего собеседника навернулись слезы. Он быстро остановил меня своим «Schonen Dank, schonen Dank» — «спасибо, дальше можете не рассказывать».

— Вы говорили с ним по-немецки?

— Я знал этот язык довольно хорошо. Часто копировал правившего в то время канцлера. Мой немецкий с акцентом соответствовал моей легенде. И чтобы я соответствовал ей уже на все сто, я мог допускать некоторые ошибочки.

— Какая все-таки страна стала местом основного пребывания?

— Трудно сказать, какая. Все были главными. Мы ездили по миру.

— И сколько лет заняло это путешествие? Двадцать?

— Чуть больше, если быть совсем точными, то двадцать два.

— Скажите, чем все же вы занимались?

— Мы имели возможность и право заключать всяческие торговые сделки с любой страной и фирмой. Я главным образом занимался тем, что был посредником между покупателем и продавцом. За это получал проценты. И, конечно, использовал знакомства в разведывательной работе. Сейчас вы спросите: «Как?». Если вам интересно, то в каждом государстве у нас были хорошо знакомые люди, которые прекрасно разбирались во внутренней обстановке и еще в политике. А в годы моей работы в разведке дома интересовались не только документальными данными, но и настроением населения. И публика, с которой мы были связаны, давала нам заведомо объективные сведения о ходе и состоянии дел. И об этом мы тоже сообщали.

— Если вы с Елизаветой Ивановной мотались по белу свету, то были человеком обеспеченным?

— Вообще-то да.

— И сами сделали свое состояние?

— В какой-то степени.

— У вас были собственные агенты?

— Конечно! Иначе зачем все затевали? Были, и мы ходили, получали документы, пересылали почту в Центр — делали все, как принято и водится. Это уже обыденная и практическая жизнь каждого разведчика.

— Как поддерживали связь?

— У нас была двойная радиосвязь: Центр — к нам и от нас — в Центр. Работала жена. Как-то с нами чуть не случилась неприятность.

В первые годы аппарат был громоздкий — весил 16 килограммов. Это потом, за два десятка лет, технику усовершенствовали, и мы в последние годы получали уже модерн. А тот, пудовый, таскать никуда было нельзя и спрятать тоже тяжело. И однажды утром читаем в газете, что вчера на соседней улице в таком-то доме произведен обыск на предмет пресечения работы нелегального радиоаппарата.

Когда мы вышли из дома, где сняли временное жилье, по улице уже курсировали машины с антеннами — пеленгаторы. А получилось так, что как раз тогда, когда Елизавета Ивановна передавала в Центр, в аппарате испортился диод, и она была на связи дольше обычного. И будто бы ее засекли. Но повезло, наше жилище находилось по счастливому стечению обстоятельств на уровне их государственной радиостанции, которая тоже наверняка работала во время нашего сеанса с Центром. И мы оказались как бы в стороне. Заподозрили кого-то другого. Но рисковать было нельзя, и мы временно прекратили выходить на связь. Держали паузу три месяца.

— Михаил Исаакович, вы уже перешли на довольно подробное описание оперативных эпизодов, — в голосе старшего офицера, с любопытством Мукасею внимавшего, звучала искренняя тревога.

Куратор Саша только пожал плечами. Сам Михаил Исаакович смотрел куда-то вдаль своими столько повидавшими и сейчас невидящими глазами. Елизавета Ивановна сидела молча.

Еще один — третий — старший офицер слушал рассказ Мукасея даже повнимательней моего.

— Михаил Исаакович, а нельзя ли еще один какой-нибудь эпизод, не обязательно оперативный? — все же решился я. — Да и когда будет готов текст, все покажу, чтоб не напутать.