Дневник чиновника - 12

   12 октября, пятница.

   На этих днях, после разгульного обеда у А. Ф. Воейкова, Мерзляков, заспоривший с амфитрионом об истинном красноречии, спросил у него: "Да знаешь ли сам ты, что составляет настоящую силу красноречия?". Воейков захохотал. "Это знает всякий школьник, Алексей Федорыч: ум, логика, познания, дар слова, звучный и приятный орган и ясное произношение составляют оратора". -- "Не на вопрос ответ, Александр Федорыч. Я спросил, что составляет _н_а_с_т_о_я_щ_у_ю_ силу красноречия?". -- "Да что ж другое может составлять его, как не те качества, которые я уже назвал?". -- "Эх, любезный! да разве простой мужик имеет какое-нибудь понятие о логике? разве он учился чему-нибудь? разве произношение его ясно и правильно? А между тем мы видим часто очень красноречивых людей из простонародья. Нет, Александр Федорыч, действительная сила красноречия заключается единственно в собственном неколебимом убеждении того, в чем других убедить желаешь. Не знай ничего, имей какой хочешь орган и выговор, но будь проникнут своим предметом, и тогда будешь иметь успех, иначе со всеми твоими качествами ты останешься только простым школьным ритором".

   Воейков объявил, что хочет написать поэму. "Метишь в Хераскова, любезный! -- сказал Мерзляков, -- лучше напиши хорошую песню: скорее доплетешься до бессмертия. До Гомера или Виргилия достигнуть мудрено, да и при нашем образе мыслей и жизни, при наших понятиях и верованиях какой вымысл может подействовать на душу твоих читателей? К тому же, принимаясь за дело, надобно прежде соразмерить с ним свои силы. Ты человек умный и должен знать, что страсть к большим литературным трудам -- несомненный признак мелкого таланта, точно так же, как и страсть к необдуманным колоссальным предприятиям -- резкий признак мелкой души: то и другое доказывает только неясное сознание своей цели и заблуждение самолюбия".

   Мерзляков обещался просмотреть моего "Артабана". -- "Но зачем принялся ты за трагедию? -- сказал он мне. -- Разве не нашел занятия более по твоим силам? Озеров всех вас свел с ума". Я откровенно признался ему, что сочиняю "Артабана" в том только намерении, чтоб проложить себе дорогу в общество петербургских литераторов, зная сам, что трагедия моя не будет иметь никаких сценических достоинств; но, по крайней мере, некоторые порядочные в ней стихи могут служить доказательством моей грамотности.-- "Ну, это дело другое, и выдумка недурная, -- улыбаясь сказал Мерзляков, -- посмотрим твоего _б_а_р_а_б_а_н_а".