Дневник студента - 149

   24 марта, Лазарева суббота.

   Гулянье на славу! Погода прекрасная. Небольшой мороз осушил площадь. Щегольских экипажей множество. Были кавалькады, в которых отличался князь Касаткин и Зотов: первый на каком-то арабском или турецком жеребце, который все прыгал под своим всадником. Седло и сбруя турецкие, облитые золотом и украшенные драгоценными каменьями -- очень картинно, но было бы еще картиннее, если б всадник сам был в турецком костюме, а то убранство лошади не согласовалось с синим фраком и черным спенсером: точно как будто и седло и мундштук взяты были на прокат у Лухманова. Другой выехал настоящим английским джентльменом: на рыжем жеребце с проточиною во весь лоб; сбруя новенькая, только что из мастерской Шульца, легонький мундштук с серебряными удилами. Сам всадник в черном фраке и сапогах с отворотами: просто, красиво и нарядно. Княжны Щербатовы из новой зеленой кареты своей глаз с него не спускали, да видишь, не то время!

   Обедал у Катерины Александровны и, к великому моему удовольствию, встретил, наконец, почтенного Якова Ивановича Булгакова, которого так давно мне хотелось увидеть поближе[1]. Он живет неподалеку от Катерины Александровны и называет ее милой соседушкой. Яков Иванович находился в дружеских связях с покойным ее мужем, и оба были близки к князю Потемкину. Булгаков имеет замечательную наружность: лицо умное и серьезное, однако ж не без приятности; довольно тучен, но в движениях свободен и ловок, говорит, как книга. Где он не был, чего не видал и чего не испытал в своей жизни! Трудолюбие -- отличительное его качество. Говорят, что он не может ни минуты оставаться праздным: не пишет, так читает. П. И. Страхов сказывал, что он подарил ему свой перевод первой части "Анахарсиса" и склонил его переводить последние. Непостижимо, как этот человек, при деятельности ума своего, живет без службы! Очень любит Москву. Он утверждал, что для людей, окончивших почему бы то ни было служебное поприще, нет лучшего приюта в мире, как Москва. При этих словах мне пришли на память прекрасные стихи Карамзина:

   Кто в мире и любви умеет жить с собою,

   Тот радость и любовь во всех странах найдет[2];

   а Булгаков, кажется, находил это счастие повсюду, даже и в Семибашенном замке, куда он заточен был турецким правительством: оставаясь там в заключении более двух лет, он умел не соскучиться и перевел "Всемирного Путешествователя", первую книгу гражданской печати, которую я читал в моем детстве. Я думаю, от того-то я с таким любопытством смотрел на Булгакова и слушал его с такою жадностью.