11 февраля, воскресенье.
Наш рязанский атаман Л. Д. Измайлов отправляется завтра в Петербург. Я был у него, по приказанию отца, который, не знаю почему, видит в нем какого-то феномена в роде человеческом, но я, грешный студент, вижу в нем только избалованного льстецами барича, совершенного неуча, который не только не покровительствует просвещению, как бы то ему следовало, по его званию и богатству, но еще не пропускает ни малейшего случая, чтоб не издеваться с какою-то язвительностью не только над науками, но и над всеми, которые себя им посвятили и носят на себе благородный отпечаток образованности. Для этого Измайлова ничего нет достойного уважения, даже, кажется, и жизни человеческой. В книге его деяний есть такие страницы, от которых захватывает дух и дыбятся волосы. Он некогда был неизменным участником афинских вечеров графа Валериана Александровича Зубова, который иногда любил попировать и покуликать наславу, и воображает, что похож на Зубова, потому что охотник бражничать. Но какая разница! Зубов знал во всем меру, был человек отличных свойств, необыкновенно умен и такой сердечной доброты, что невольно привлекал к себе любовь всех его знавших. И не даром Державин в то время, когда Зубов впал в опалу и возвращен из Персии, написал к нему одну из прелестнейших своих од, в которой встречаются такие глубокомысленные и доказывающие необыкновенное знание человеческого сердца стихи, как, например:
О! вспомни в том, как восхищенье
Пророча, я тебя хвалил:
"Смотри, -- я рек, -- т_р_и_у_м_ф_ _м_и_н_у_т_у,
А _д_о_б_р_о_д_е_т_е_л_ь_ _в_е_к_ _ж_и_в_е_т".
Сбылось! Игру днесь счастья люту
И как оно к тебе хребет
Свой с грозным смехом повернуло --
Ты видишь, видишь, как мечты
Сиянье вкруг тебя заснуло,
Прошло, о_с_т_а_л_с_я_ _т_о_л_ь_к_о_ _т_ы.
Остался ты! и та прекрасна
Душа почтенна будет в век,
С которой ты внимал несчастна
И был в вельможе человек,
Который-с сердцем откровенным
Своих и чуждых принимал,
Старейших вкруг себя надменным
Воззрением не огорчал.
Т_ы_ _б_ы_л_ _ч_т_о_ _е_с_т_ь, _и_ _н_е_ _с_т_р_а_ш_и_с_я
О_б_ъ_я_т_и_я_ _д_р_у_з_е_й_ _т_в_о_и_х:
П_р_и_д_и_ _т_ы_ _к_ _н_и_м! и проч.
Вот каков был Зубов; а вот Измайлов: подарить вновь избранному исправнику тройку лошадей с дрожками, дать ему полюбоваться этим подарком и после, когда тот в восхищении вздумал узнать лета лошадей своих и посмотреть им в зубы, -- приказать тройку отложить, снять с коренной хомут и надеть его на исправника, запречь его самого в дрожки и заставить отвезти их в каретный сарай под прихлестом арапника, с приговоркою, что даровому коню в зубы не смотрят; или напоить мертвецки пьяными человек пятнадцать небогатых дворян-соседей, посадить их еле живых в большую лодку на колесах, привязав к обоим концам лодки по живому медведю, и в таком виде спустить лодку с горы в реку, или проиграть тысячу рублей приверженцу своему Шиловскому, вспылить на него за какое-то без умысла сказанное слово, бросить проигранную сумму мелкими деньгами на пол и заставить подбирать его эти деньги под опасением быть выброшенным за окошко! Каприз, один только безотчетный каприз -- стихия этого человека. К сожалению, находятся еще люди, которые ищут в нем и, не взирая на все унижение, которому он их подвергает, они смотрят ему в глаза, как жрецы далай-ламы своему идолу. Исправник лошадей все-таки взял, соседи проспались и также продолжали безвыездно пользоваться его гостеприимством, а депутат Шиловский разбросанные на полу денежки все подобрал и опять по временам мечет ему банк, как будто между ними ничего и не происходило. О tempora! {О, времена! (лат.).}
Свободное копирование
