Дневник студента - 14

   29 января, воскресенье.

   Под шляпку-невидимку

   Скрою белую личинку.

   Сапожки-самоходы

   Отслужат мне походы,

   и проч.

   кажется вздор, а так и поется. Очень понимаю, отчего немцы любят пьесы, составленные из их национальных Marchen {Сказок (нем.).} и преданий. Все родное как-то шевелит сердце, и, несмотря на нелепость вымысла, тарабарский язык и варварские стихи, нарочно подобранные из сочинений Тредьяковского, пьеса смотрится и музыка слушается с большим удовольствием, чем какой-нибудь "Суд Соломона" и подобные ему пьесы, от которых да избавит Аполлон всякого посетителя русского театра! Дело в том, чтоб только не умничать и не искать премудрости там, где ее быть не должно. Опера "Иван-царевич" -- сказка в действии, и действие расположено просто и не сбивчиво: начало и конец на своих местах; напевы нехитрые, без заморских вычур, но как-то давно знакомые, затверженные в детстве. Кому не нравятся эти напевы, тому придется воскликнуть вместе с Карлом Моором: "О meine Unschuld, meine Unschuld!" {О, моя невинность! (нем.).}[1] Петр Иванович смеется, что я езжу в такие пьесы, в которых нет пищи ни для ума, ни для сердца. В этом мы никогда не согласимся с ним: он воспитанник города, а я выкормок деревенский.

   Мочалов -- Иван-царевич хоть куда, играл и пел очень порядочно: разумеется, Уваров был бы превосходнее Мочалова во всех отношениях, но как быть! сравнения в сторону: они убивают наслаждения. Comparaison n'est pas raison {Сравнение -- не довод (франц.).}. Сцена леших шла уморительно: Волков и Кураев оба на своих местах.