Самоубийство отца - 2

Отец доработал до пенсии и перестал работать в школе. Стал оператором котельной вместе с матерью. Маме пришлось поменять работу, потому что бухгалтерам пенсию не платили. Отец мог бы продолжать работу в школе, но понимал, что вряд ли справится  с алкогольной зависимостью. Он тяжело переживал вынужденный уход. Перед праздником 7 ноября я увидела слезы на его глазах:
- В школе-интернате в это время всегда столько людей вокруг. Готовятся к празднику, кто-то собирается уезжать домой, приходят отпрашиваться. А сейчас я никому не нужен.
- Папа, что ты говоришь! Ты нужен нам, нужен Алеше.

Той ночью 25 апреля Алеша очень долго не мог уснуть, плакал. Я уговаривала его, сидела с ним рядом. Пыталась даже колыбельную спеть:

"И пою я тихо сыну днем и под луной,
Дождь бывает желтый, синий, серый, голубой.
Желтый дождь протянет руки к той судьбе и к той,
Желтый дождь – он для разлуки, он пока не твой.
…
Спи, сынок, приходят к людям разные дожди,
Только черного не будет на твоем пути.
Верю, черный дождь не будет на твоем пути!"
 (стихи Леонида Лучкина)

- Не надо, мама, мне от этого еще грустнее становится!
На работу пришла не выспавшаяся, а там похороны, Сабинина хоронят. Молодой, такой всегда здоровяк был, никто бы и подумать не мог, что у него что-то болеть может. Рак никого не щадит. Смотрю, как родственники в машину садятся, и неожиданная мысль: скоро и ты так же ехать будешь.
По дороге домой встретила мать. Идет какая-то вся измученная:
- Я тебе комбинацию купила красивую. Отец опять пьяный, хулиганит.
Отец бродил по двору, растрепанный, в выбившейся рубашке.
- Я поросенка купил, посмотри какой хорошенький, и хвостик крючком.
- Папа, ну что же ты делаешь?  Почему ты опять пьешь?
- А ты! Что ты мне говоришь! Ходят к тебе сменные е…ри!
- Громче кричи, не все слышат. Ты калитку к своей б..ке опять отколотил?
На улице жарко, все кругом открыто. Краем глаза заметила Гальку  Тарасову за забором. Она рванулась вроде бы к нам бежать, муж ее удержал. Отец побрел в свой пристрой, там у него самогонный аппарат. У меня в глазах потемнело от гнева и обиды.
- Я убью тебя, если что-то случится с Алешкой!
- Галька, сучка такая, я же люблю тебя!
- Вы мне всю жизнь изломали своей любовью!
- Так вот ты какая злючка? Я и не знал. Мать говорила, а я не верил.
Вот он знакомый срыв, от которого темнеет в глазах, теряешь власть над собой. Мама это называет «поповская порода», все бешеные.
Я ушла в дом, села в кресло, руки и ноги налились тяжестью, шевельнутся не в силах. Отец где-то ходил там по двору, услышала его шаги на чердаке сарая. Он уже как-то пытался повеситься на этом чердаке. Сидел на пыльных досках настила, по щекам катились пьяные слезы: «Веревка оборвалась».  Я сняла с него веревку, обнимала, успокаивала. Я уже почти перестала реагировать на его угрозы покончить жизнь самоубийством, ведь это повторялось всю жизнь после его скандалов с матерью. Побежать, остановить? Он зашел в дом, постоял у окна.
- Где Алеша?
- На улицу убежал, он уже не знает, куда от тебя деваться.
Заметила, что он переоделся в чистую одежду, надел белую майку. Домой собирается идти? Алеша очень любит дедушку, он для него пример, а пример в постоянных пьянках и скандалах.
Он опять вышел во двор, я сидела все такая же окаменевшая, руки и ноги налились предательской, свинцовой тяжестью. Рванулась к нему душой и почувствовала, как будто он на расстоянии оттолкнул меня. А потом вдруг стало очень тихо, и заскрипела открывшаяся сама по себе дверь сарая. Отчаянно защемило сердце, я выскочила во двор, подбежала к сараю.
Он стоял спиной к двери, ноги на полу, как будто на цыпочки приподнялся, а на шее веревка, тянется куда-то высоко наверх, к стропилам. Схватила нож с верстака, резанула по веревке, задела свой палец, потекла кровь. Он упал, ударился краем лба о дверной косяк, я не смогла его удержать. Крикнула в окно тете Нине: «Скорее, помогите!» и побежала вызывать скорую помощь. Машина приехала буквально через пять минут, стали делать искусственное дыхание, начали с тетей Ниной и Сережей еще до приезда машины.  Врач подтвердила, что все делали правильно, но ничего не помогало. Поднесли зеркальце к его губам, оно осталось чистым.
Я позвонила матери, она прибежала вместе с Ужинской, стали вызывать милицию, искать машину, чтобы перевезти тело. Он лежал рядом с сараем все в той же белой майке, на лице ни малейших следов удушья, глаза закрыты, как будто спит. Что-то заставило меня зайти в пристрой, взять со стола лист бумаги. Там было написано: «Галя, я веть любил тебя. Больше всех. Прощайте». Именно так, несколько предложений и с такой грамматической ошибкой.
Дальше помню смутно, я рыдала, что-то говорила, кто-то забрал у меня этот листок, больше я его не видела, но написанные слова все равно стояли перед глазами.
Сначала даже плакать не могла. Тетя Нина стояла рядом и повторяла: «Галина, не каменей!».  Уже возвращаясь с кладбища, стала выть и что-то причитать: «Как же я его не удержала!». Потом сидела во дворе у забора, ревела, твердила, что не хочу жить. Вася, муж Юли, утешал, как умел.