Дед понемногу стал очухиваться. Был уже в состоянии выпить стакан чаю, но с каждым глотком снова жаловался:
«Бейле-Раше лежит в земле, а я ещё могу пить чай»
Те из города, кто приходил раньше, чтобы утешить находящихся в трауре, к деду совсем не подходили. Теперь, когда он как-то пришёл в себя, пытались к нему обратиться, повлиять на него, объясняя, что он грешит тем, что так восстаёт против Бога. Человек не в праве распоряжаться своей жизнью. Бог дал, Бог взял. Царь Давид плакал, когда заболел его ребёнок, но потом, когда ребёнок умер, он вымылся и приказал ему играть. Дед уже плакал меньше, и всё рассказывал о её достоинствах, о том, как она с ним обращалась, какой была золотой женой, что за сердце имела и т.п.
На шестой день дед встал немного более спокойным. Приготовили чай и все перекусили. Он тоже что-то поел. В городе уже знали, что Арон-Лейзер немного успокоился, что уже так не буйствует. Уже можно свободнее к нему прийти, чтобы выразить своё сочувствие, уже можно поговорить, обменяться с ним словом, хоть рассказать ему что-то, что он про свою Бейле-Раше совсем не знал.
С одиннадцати часов стала приходить масса народу. За день приходило до ста человек, мужчины и женщины, выражать своё сочувствие.
Один из тех, кто приходил выражать сочувствие, рассказал, как однажды они с женой не могли прекратить ссору, и как он пришёл к Бейле-Раше жаловаться на свою жену.
«Своей мудростью она смягчила мне сердце, а заодно представила мне и недостатки моей жены в более лёгком свете. При этом ей удалось так удивительно хорошо изобразить всю сладость и наслаждение от добрых отношений между мужем и женой, и напротив – какой настоящий ад бывает от плохих отношений, те самые душераздирающие бедствия, которые я испытал на практике - что я ощутил потребность тут же помириться с женой, с которой за минуту до того уже решил развестись. После моего ухода она пригласила мою жену на определённый час, когда Арон-Лейзера не было дома, и так же мудро поговорила и с ней, объясняя, как следует ей себя вести впредь, и жизнь наша стала лучше. Мы оба поняли, что воюем из-за пустяков. Один раз я не прав, другой раз – она. Почему? За что? С тех пор, слава Богу, мы уже девять лет очень хорошо живём. Приходили её благодарить вдвоём. Дай ей Бог светлый рай. Нас она просто спасла своей мудростью и благостью».
Таких историй рассказали много. Говорили, что в её время в Каменце совсем не разводились. Она всё время заботилась о том, чтобы до этого не доходило и сеяла мир между всеми. Сейчас, когда разводов стало, как грибов после дождя, когда настроение такое, что каждый хочет бросить дырявую вещь вместо того, чтобы её латать, как бывало – сейчас, говорю я, истории с бабушкой звучат немного наивно. Но она действительно имела большой талант смягчать, исправлять и улаживать плохие отношения. К ней приходили взрослые дети, жалуясь на мачех. В этих случаях она приглашала мачеху и своей мудростью и сердечностью внушала, что та должна исправиться, не должна так себя восстанавливать против сирот, и дети потом приходили благодарить Бейле-Раше.
Подобными делами был полон её дом. И так целый день - один входит, другой выходит, но всегда в то время, когда Арон-Лейзер бывал у помещиков. Она просила, что когда её муж дома, так часто к ней не приходить, чтобы не мешать ему отдыхать от его дел.
Рассказывали также о помощи, которую она оказывала потихоньку, чтобы муж её об этом не знал. Она вообще не хотела, чтобы об этом знали. Она поддерживала разорившихся хозяев, оставшихся без хлеба. Уделяла им от овощей, которые помещики присылали ей полными фурами: картошку, капусту, свёклу, морковь, лук, фрукты и т.п., а деду говорила, что овощи кончились, и он уже заботился о том, чтобы от помещика прислали снова. Получив снова овощи, снова слала почтенным разорившимся хозяевам. Также и в богадельню она регулярно всё слала, в том числе и мясо. У деда каждую зиму закалывали целого быка, нескольких овец и телят, мясо почти ничего не стоило, и она тут же распределяла между семьёй, почтенными бедными евреями, богадельней и т.п. А дед был так занят, что не замечал этих больших расходов.
Она также откармливала гусей и топила гусиный жир, и оделяя семью, ещё большую часть отдавала бедным. Летом готовила много варенья и разных соков. Только на варенье у неё уходило целых шестьдесят фунтов сахару! И когда кто-то в городе заболевал, к ней приходили за вареньем. Тому нужно, чтобы принимать с касторкой, другому – для укрепления сердца. И так она постоянно обо всех заботилась. Весь город был у неё в голове с его разорившимися и нуждающимися жителями. Только деньгами она мало давала милостыни, поскольку много денег нужно было на всю семью, а муж ей не так уж много давал, как ей было нужно. И когда она его иной раз просила:
«Арон-Лейзер, мне нужно двадцать пять рублей» - он вполне мог ответить:
«У меня нет», - в случае, когда он таки да мог ей дать.
И она ему уже лишнего слова не говорила, делая хорошую мину, словно ничего не случилось, будто у неё к нему нет никаких претензий. А деньги, которые всё-таки были нужны, занимала у деверя Мордхе-Лейба. Вместо денег Арон-Лейзер ей слал в шинок бочку водки за сто рублей, и когда она ему через несколько дней говорила, что ей опять нужна водка, он тут же приказывал доставить от помещика. И она расплачивалась водкой с деверем за деньги, взятые у него на благотворительность.
Мужу она никогда не перчила – ни словом, ни делом. Он скажет «да» – значит да, а если «нет» - значит нет; зато он всегда её слушался, а причинив ей огорчение, просил прощения:
«Сказать по правде, дорогая жена, что когда я тебя не слушаюсь, всегда у меня бывают неприятности».
А она тут же всё сглаживала - словечком, улыбкой:
«Ничего, не сглазить бы, ума у тебя хватает. Учить тебя, Боже сохрани, не надо, и такой простой еврейке, как я, тебя тем более не научить. Но даже и самый умный человек иной раз делает глупости… Люди – не ангелы. Ничего, ничего… »
Вот такая жена была у деда, и недаром он так весь мир переворачивал, когда она умерла.
Когда встали после шивы, у всей семьи были опухшие от слёз глаза и смертельно бледные, измученные от голода лица.
Так когда-то жила и поступала еврейская женщина, от необыкновенных достоинств которой в современных женщинах не осталось никакого следа. Таких и раньше было немного, а нынче – нет совсем.
Я уже где-то говорил о значении бабушки для нашей семьи. Значение это станет понятнее читателю, если я скажу, что после её смерти наша большая семья распалась. Разрушено было согласие, люди стали холоднее, и от «царского полка» остались одни руины. Если у «царского полка» был полковник, без которого не было бы, конечно, никакого «царского полка», то это был тихий, незаметный полковник – моя бабушка, самоотверженно оберегавшая своих солдат. А дед был только смелый, добрый и шумный капитан!
Свободное копирование
