На подписание «условий» прибыло несколько миньянов важных раввинов, и жених Исроэль пустился с раввинами в сложную полемику, поражая их своей гениальной головой. Были они вне себя от радости: удалось же встретить в четырнадцатилетнем мальчике такую остроту ума! «Условия» прошли по-княжески, и радости реб Довида Широкого не было границ.
Невеста была ещё очень молода, тоже четырнадцати лет, и реб Довид просил отложить свадьбу на два года. Ему только было важно «отхватить» большого илюя, а теперь можно было и подождать. Отдавать дочь замуж до шестнадцати лет ему не хотелось.
Тем временем вспыхнуло польское восстание. В Семятичи вступили поляки, чтобы захватить город. Тут же явились русские войска, началась стрельба, в которой Довид Широкий был убит. Всё его состояние, вместе со всеми делами, которые он вёл с помещиками, во время восстания, почти пропали. Осталось всей собственности тысяч на тридцать. Но детей – сыновей с дочерьми - было много, и между ними пришлось разделить деньги. Наследники справили свадьбу сестре, отдали пять тысяч рублей приданого, но уже без кормления.
Исроэль женился и уехал жить в Бельск, уездный город Гродненской губернии, возле своего дяди, реб Лейзера Вишняка, богача и большого учёного. Но ни о каких делах он не думал, даже денег в рост не отдавал. Только снял большую квартиру и проедал деньги. И совсем не думал о том, что они в конце концов кончатся. Тем временем в городе он стал себя вести как ребе, учёнейшие молодые люди приходили послушать его ученье, его острые толкования, и в городе он прослыл святым. Даже его дядя, реб Лейзер, тоже звал его ребе.
С каждым днём он становился всё известней как большой мудрец, праведник и каббалист. Он проложил новый путь в Каббале и собирался основать ешиву для её изучения. День и ночь у него в доме было полно учёных, молодёжь «стояла на голове», лишь бы услышать его ученье, его Каббалу.
А жил он на готовые рубли, и жена его даже стала беспокоиться, что вот уйдут деньги - и что дальше? Но он стал совсем святым, и с ним было трудно сказать слово. Ни о чём житейском он говорить не хотел, и иной раз у себя в комнате ей случалось плакать.
И так уже он был погружён в свою Каббалу, что стал носить на голове двенадцать пар тфиллин, чтобы угодить разным мнениям - сделал маленькие тфилинчики, повязывал все двенадцать пар на голове и так ходил по улице. А следом ходили молодые люди и следили, чтобы над ним не смеялись.
В городе, как уже говорилось, его считали святым. Стали к нему приходить, как к ребе, прося благословения, но он таких прогонял, не желая ничего отвечать.
А карман с каждым днём всё пустел, и из-за этого его жизнь с женой всё ухудшалась. Совсем уже не оставалось, на что жить, а поговорить с ним ей всё не удавалось. Он ничего не хотел слышать о таких вещах, а стоило ей заговорить построже, как он её назвал «нахалкой» и послал за раввином, чтобы написать ей разводное письмо. Жена заплакала и в момент получения развода упала в обморок. Потом уехала в Семятичи к своим братьям, и что с ней потом стало, мне неизвестно.
Это Исроэля сломило. Он не мог сориентироваться, кто он: не раввин, не хасидский цадик, не торговец – так кто же? Он впал в меланхолию и после долгих размышлений решил готовиться в университет, стать профессором – для него ведь это пустяк. В один год он пройдёт все классы средней школы. Купил русский словарь и буквально через месяц знал все русские слова наизусть.
Его дядя, реб Лейзер Вишняк, увидел, что Исроэль ступил на опасный путь и телеграфировал отцу. Отец приехал и увёз его, измученного и расстроенного, к себе в Люблин, привёл его к ребе, реб Лейбеле Эйгеру, и сделал хасидом. Ребе, реб Лейбеле, ему радовался, и он стал хасидом.
Тут он всецело предался хасидизму, снова женился. Жена открыла магазин, зажили они просто, как все евреи, и так из гениального мальчика получился обыкновенный еврей.
Свободное копирование
