До войны у нас появились новые соседи. И кто, вы думаете? Семья челюскинца, участника героической эпопеи! Первыми сообщили эту новость ребята:
– Мама! Мы видели челюскинца! Он теперь будет жить на нашей площадке!
Для ребят это было событием первостепенной важности. Они много слышали от меня о челюскинской эпопее, несколько лет назад приковавшей к себе внимание всего человечества.
Не только ребятам, но и мне хотелось увидеть «живого» челюскинца. Впервые я встретила его на лестнице, когда он с завидной лёгкостью через две ступеньки взбегал наверх. Мы познакомились, а вскоре и подружились семьями.
Это была очень милая семья, начиная с главы дома и кончая двумя его карапузами. Жива была ещё и мать челюскинца, Татьяна Ивановна, мягкая ласковая женщина, которая преданно любила сына и заботилась о нём, как о маленьком. Не знаю, встречала ли я когда-нибудь в жизни и более любящего сына, чем М.
Он заходил к нам довольно часто. Ребята гордились тем, что в нашем доме запросто бывает такая знаменитость, и буквально упивались рассказами М. о ста днях, проведённых на льдине. Рассказчик он был замечательный, и мы с мужем с неменьшим удовольствием и интересом выслушивали подробности о жизни лагеря на льду.
А в какой восторг пришли ребята, когда М. подарил им два тома с описанием челюскинской эпопеи! Книг этих невозможно было достать в библиотеке, они Стали библиографической редкостью. И я была рада, что дети зачитывались ими. Ведь каждая страница этих книг повествовала о мужестве.
Как знать, может быть, дружба с М., его увлекательные рассказы о Севере и книги, подаренные детям, и явятся тем толчком, который нередко решает дело, когда речь идёт о выборе жизненного пути. А вдруг наш Юра, и в самом деле став моряком, будет бороздить мировой океан, расшифровывая «белые пятна» на карте Земли?
Все героическое увлекает ребят. Недаром любимые книги детей – «Овод», «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия», «Повесть о настоящем человеке».
Книги эти Лидой прочитаны, и не один раз, а ей хочется почитать что-то новое, что по художественности, а главное, по силе впечатления не уступало бы любимым книгам.
Все чаще вижу я, как она останавливается перед книжными полками и, разглядывая корешки книг, говорит задумчиво:
– Что бы мне такое почитать?.. – и добавляет: – Героическое?
Мне понятна эта тоска, этот голод по хорошей книге, я всю жизнь испытывала его. И если мне попадала в руки такая книга, я забывала обо всём на свете!
Только в детстве и юности человек способен так самозабвенно отдаваться чтению. Никогда позже оно не доставляет такого наслаждения и не обладает столь могучей силой воздействия.
Вот почему я ни разу ни одному из своих детей не сказала:
– Закрой книгу и садись за уроки!
По моему глубочайшему убеждению, увлечься хорошей книгой и забыть обо всём на свете гораздо полезнее для ребёнка, чем зубрить математические формулы.
Многие не согласятся со мной и будут правы. Без знания математических формул современный человек беспомощен. Но я всегда думала и думаю до сих пор, что в фор мировании человека не они играют решающую роль. Ничего не случится, если ваш сын принесёт из школы «двойку» по тригонометрии, но будет очень печально, горестно и чревато последствиями, если Павка Корчагин оставит его равнодушным. Одни «пифагоровы штаны» ещё никого не сделали человеком, а судьбу, целого поколения определила книга Островского «Как закалялась сталь».
Трудно представить себе, чтобы человек, в детстве потрясённый этой книгой, стал вором, убийцей, предателем.
Иван Николаевич через плечо заглядывает в мою тетрадь и, прочитав фразу о теореме Пифагора, о том, что одна она ещё никого не сделала человеком, говорит:
– Это ещё как сказать… Мало ли у нас математиков!..
Я знаю, что он имеет в виду. Математиков, крупных учёных у нас много, и среди них немало замечательных людей. Но кто помог им стать такими? Разве не книга, прочитанная ими в детстве и заложившая в их души зерно добра?
Многое в детстве приходится встретить и оценить. Порой совершенно необходимо бывает, чтобы рядом был старший, умный друг. Таким другом и может стать книга.
О том, что книга не только источник радости, но и источник нравственного воспитания, мы, родители, всегда должны помнить.
Конечно, книга – книге рознь. Если ваш ребёнок читает Нат Пинкертона, вы вправе отобрать у него эту книгу. Но дайте ему взамен другую! Дайте «Повесть о настоящем человеке». Она увлечёт его не меньше, если не больше.
В детстве я увлекалась поэзией Никитина, Кольцова, Некрасова, позднее полюбила Пушкина, Лермонтова. Наши дети тоже прошли через эти увлечения. А для Тани Некрасов до сих пор остался любимым поэтом. И это очень хорошо. Пожалуй, ни один из поэтов-классиков не про буждает в душе ребёнка столько благородных чувств, как Некрасов в своей гражданской лирике. Возьмите любое его произведение, изучаемое в школе: «Поздняя осень», «В полном разгаре страда деревенская», «Орина – мать солдатская», «Эй, Иван!», «Равнодушно слушая проклятья», «Размышления у парадного подъезда», «Мороз, Красный нос» и другие.
В каждом из этих произведений Некрасова открывается перед ребёнком целый мир человеческого страдания, несправедливости, и, познавая этот мир, ребёнок учится быть Человеком,
Оля увлекается Диккенсом. Очевидно, этот писатель с его болью и обидой за «маленького» человека близок и понятен ей. Но в последнее время в руках Оли можно чаще увидеть томик пьес Островского из его Полного собрания сочинений, которое ей подарил отец, заметив интерес её к драматургии. Пьесы Островского Оля может читать без конца и каждый раз находит в них новые достоинства.
Валя же к Островскому равнодушен, вернее, просто не читал его и уверяет, что пьесы лучше смотреть в театре. Но вообще Валя любит читать. И если Оля буквально «глотает книги», то он читает их сосредоточенно. Во время чтения он порой хмурится, видно, что мысль его работает напряжённо, слова не скользят мимо, а оставляют в душе след.
При чтении Валя следит не только за содержанием, но даже за написанием того или иного слова. Иногда он кричит:
– Мама! Ошибка! Написано «раненый», а надо ведь с двумя «н» писать?!
Разъяснишь ему ошибку – он не спорит, но заметно огорчён тем, что не подтвердилось его «знание» грамматики. Несмотря на эту свою дотошность при чтении, в письме Валя делает самые неожиданные, самые нелепые ошибки. Но я убеждена, что внимательное чтение книжного текста поможет ему рано или поздно преодолеть свою безграмотность.
Я знаю одного человека, который пишет безукоризненно только потому, что взял себе за правило ежедневно переписывать в тетрадь полстраницы толстовского текста. Причём не просто переписывать, а вдумываться при этом в каждую запятую, в каждое слово. И очень сожалеет, что школа как-то пренебрегает этим способом повышения грамотности.
Валя очень живо, с большой непосредственностью воспринимает прочитанное. Он не сомневается в том, что герои произведений живые, реальные люди. Ему и в голову не приходит, что они могут быть плодом фантазии автора.
– Мама, – говорит он, пришивая вешалку к своему пальто (это занятие почему-то всегда настраивает его на философский лад), – а Ромашка до сих пор в тюрьме сидит! Правда, хорошо?!
– Какой Ромашка?
– Да из «Двух капитанов» Ромашка! Разве ты забыла, что ему десять лет дали? Это было… в году… А сейчас у нас… Ну так и есть! Сидеть ему ещё три года… Эх, жалко, немного уже осталось!
– Чего ты выдумываешь?! – вмешивается Юра. – Где ты вычитал, что Ромашке десять лет дали?!
– А скажешь, нет? Нет? Спорю, что дали!
– И спорить тут нечего!
– Доказать? Доказать? – горячится Валя и лезет в шкаф за книгой Каверина.
Признаться, я тоже не помню, чтобы Ромашке «дали», и с любопытством жду, как-то докажет Валя свою правоту.
А он, быстро листая книгу, приговаривает:
– Сейчас я тебе, голубчик, докажу-у… Сейчас ты у меня… А это что? Скажешь не десять лет?! На, читай!
Юра недоверчиво берет в руки книгу и, прочитав соответствующее место, вынужден согласиться, что, действительно, Ромашка осенью такого-то года был осуждён на десять лет.
– А-а! То-то же, а ещё спорил! – торжествует Валя. В выборе книг Валя целиком полагается или, вернее, полагался ещё так недавно на меня. И всё-таки, зная, что я не предложу ему неинтересной книги, с трудом приступал к чтению новой.
Видя, с каким трудом он переключается на чтение другой книги, я нередко сама читала ему вслух несколько страниц и, когда книга захватывала его, бросала читать на самом интересном месте. Валя умолял меня читать дальше, но я отказывалась, отговариваясь тем, что мне некогда, и он волей-неволей вынужден был продолжать чтение самостоятельно.
Иногда, чтобы заинтересовать Валю книгой, я рассказывала ему содержание её, не боясь того, что знание сюжета погасит интерес к ней. Наоборот, захваченный рассказом, Валя загорался желанием прочитать её. Так было с книгами Островского, Бориса Полевого. Эти книги Валя мог читать без конца. Только прочёл книгу, как видишь, опять листает её первую страницу. Это всегда удивляет Юру, который никогда не возвращается к тому, что было когда-то прочитано им.
Свободное копирование
