Из детства и юности - 12

12.                 Семечки из Одессы

Мне только десять лет.  В январе поменяли деньги,  они стали весомые,  дорогие и меньшего размера,  замечательно хрустели - рубль коричневых цветов и трёшка - зелёных.  И на рубль можно было купить двадцать стаканчиков жареных семечек или столько же красных,  вкусных петушков на палочках,  которые варили из сахара! Да кто ж тебе рубь подарит,  когда зарплата матери-учительницы 70 рублей? Всё говорила: вот летом поедем к дедушке,  а пока надо поэкономнее жить, успеешь с петушками и семечками.  Приходилось "добывать" это игрой в альчики - пацанята так развлекались,  таранные косточки козлов,  баранов и свиней ставили на кон,  копейка равнялась двум альчикам,  но это - особый рассказ...
    Итак,  август 1961,  мы с мамой в Одессе,  куда меня,  задохлика,  привезли "оздоравливать".  Живём у родителей мамы,  во дворе цирка,  в самом центре,  ул. Садовая 2,  в углу П-образного двора.  Рядом - чёрный выход из столовки,  через него можно - так быстрее!- выйти прямо к Новому рынку,  он через дорогу,  но мне лично интересен другой угол двора,  прямо под стеной цирка,  потому что там живёт тётя Маня и продаёт самые вкусные семечки на свете! Клянчу у матери пятак,  а она и говорит: принеси воды из колонки,  тогда и получишь.  Что ж,  справедливо.  Бегу с ведром к колонке - она не просто во дворе,  а у самых ворот,  рядом с выгребным туалетом,   вернуться с полным ведром - целых сто метров!- задача вполне посильная,  ибо впереди маячит законная плата.  Возможно,  тогда уже ощутил,  что заработанные деньги - самые вкусные: бегом к тёте Мане с честным пятаком,  отовариваться!
    Она всегда одета в застиранный сарафан в синий горошек,  волосы короткие и прибраны гребнем-обручем назад,  живёт не одна,  а с керогазом,  это не муж,  а смысл и средство жизи,  в её квартирке не бывает светло,  луч солнца не знает обстановку комнаты,  я и не рассматривал,  весь интерес-то мой - семечки.  А она важно помешивает ведро с ними,  чёрными и блестящими,  всё время пробуя их готовность, какой-то палкой... И вот я со шкармидиком тёплых "семок",  усаживаюсь на стул ввозле входа в дедушкину квартиру,  под навесом,  с невыразимым наслаждением лузгаю,  уткнувшись в какого-нибудь Шорлока Холмса.  Вдруг тучи,  гроза,  дождь - а я сижу,  радуюсь свежему морскому воздуху,  вода уносит скорлупки семечек,  как поток воды нёс бы утлые лодчонки: мне спокойно и хорошо.
   Вышла и моя бабушка подышать.  Помню: сидит на стуле,  опираясь на палочку,  рыхлая,  в круглых очках - и молчит.  У неё был диабет и рваные мочки ушей - так мама говорила,  уши ей порвали красноармейцы,  сорвав какие-то серьги дорогие,  когда нэпманов обдирали в Каховке - там у дедушки лавка была.  Как это выражалось в доходах и почему им завидовали,  для меня непонятно,  зато знаю,  что все четверо их детей обучались на фортепиано играть,
включая мою маму,  которая не имея инструмента дома,  раз в год подсаживалась где-нибудь в гостях к пианино и наяривала вальсы на память.
    Каждое утро мы с мамой двумя трамваями добирались до Лонжерона - там был пляж.  Мать держалась на воде каким-то стилем "на боку-брассом-на спине",  до волнореза и назад,  а я возле берега барахтался,  копируя движения умевших плавать: бултыхал ногами,  опуская попеременно руки в море - вдоль берега,  но с маленькой хитростью - кончиками пальцев доставая дно... Со стороны можно было бы сказать: плывёт пацан! Это чтоб девчонки не хихикали,  что" не умеет даже плавать".  И однажды я попробовал... не опираться на песок... Это было как маленькое чудо: МОРЕ МЕНЯ ДЕРЖАЛО!. . И на следующий день,  и после него! Очень волновался: а пройдёт ли фокус в пресной воде? Через неделю приехал в Одессу отец,  и мы отправились в Николаев,  где ещё до войны он работал на 64-м заводе,  бывшая судоверфь Марти - именно её-то эвакуировали в Астрахань в 1941 с инженернотехническим составом,  включавшем батю,  там же и я родился после войны.  Но это - к слову: воды Буга меня держали,  и я своей десятилетней грудью вздохнул свободно: да,  научился  плавать!
     В том же одесском дворе живёт ещё парочка достопримечательностей,  достойных внимания мальчика.  Одна - пожилая женщина,  виденная мною только раз,  на верхнем ряду квартир - мать знаменитого тогда артиста театра эстрады "Штепселя"- Березина,  я его не раз видел в киножурналах с "Тарапунькой".  Сам-то он - в Киеве,  а вот мать - пожалуйста,  рукой подать! Почему-то взрослым хочется жить под зонтиком чужой славы,  а мне эта слава -непонятна.  К ней сын-то на "Волге" приезжал,  прямо во двор,  соседи видели,  а я - нет.  И вообще,  если он такой знаменитый,  чего мать-то к себе не возьмёт? Странно как-то...
    Почти под ней,  на уровне асфальта,  живёт седой,  активный и всегда выбритый мужчина в майке,  мать говорила,  что он - немец,  и это меня немало пугало: все немцы были у меня "фрицами",  когда мы в войнушку играли,  никто не хотел быть"фашистом".  А тут - живой,  да ещё с настоящим биллиардом! Мне даже пару раз удалось взять в руки кий - стол стоял напротив его палисадника под крышей цирка,  здание его начинало в этом месте закругляться,  что расширяло двор,  так что дождь его не задевал.  Живой"фриц" с биллиардом -это было для меня фантастика! Но ударить по шарам он мне так и не разрешил...
    Ой,  забыл! Там ещё Лёнька-одногодка жил,  постоянно звал меня в шахматы резаться,  и обычно,  продувая мне партию,  начинал обзываться, а обыгрывал я его хронически - и я,  будучи покрепче соперника,  давал ему в рожу и драпал вниз,  ибо тут же начиналась катавасия: его мать с пухлыми губами мчалась за мной,  но сталкивалась с моей,  а то и с самим дедушкой.  Это повторилось несколько раз - и мне запретили подниматься на второй этаж.  Прошло 50 лет.  Так и запомнилось: сидим я с бабушкой,  да скорлупки семок с ливневым потоком плывут к воротам,  в будущее из воздуха,  морского и свежего...
19. 5. 2011