Монреаль. Снабженные фотоэлементом, широко распахнулись стеклянные двери международного аэропорта, и я оказался на улице под легким, почти ленинградским моросящим дождиком.
– Здравствуй, Канада!
Совсем недавно Фарли Моуэт переехал с острова Ньюфаундленд в небольшой городок на берегу озера Онтарио – Порт-Хоуп.
Переезда потребовал возросший объем работы, участие в общественной жизни страны, необходимость быть ближе к своему издательству в Торонто.
Фарли Моуэт плыл к озеру Онтарио на своей яхте "Счастливое приключение" по реке Святого Лаврентия.
Я ехал в Порт-Хоуп из Монреаля на обычном рейсовом автобусе, который идет до Чикаго. Вероятно, из-за разницы во времени меня все время клонило ко сну.
За окном проносилась канадская земля, застроенная аккуратными домами с неизменными кусочками зеленых газонов под окнами, мелькали маленькие и большие городки – и все мимо, потому что шоссе проложено так, что нигде не пересекает городов и населенных пунктов, обходя их стороной. Когда из поля зрения надолго исчезали дома и рекламы станций обслуживания автомобилей, многочисленные плакаты, указывающие на то, что продается тот или иной совершенно голый участок земли, вспоминалась Южная Сибирь: тот же пейзаж, та же растительность…
Когда мы остановились на ленч в маленьком городке, шофер автобуса Андреас попросил разрешения сесть за мой стол. Разложив карту автомобильных дорог Канады, он показал мне, сколько нам осталось еще ехать. Выходило, что мы приедем в Порт-Хоуп только поздно вечером: расстояние немалое – почти 300 миль.
В ресторане было чинно и тихо, хотя в час ленча здесь скопилось довольно много народу. Я обратил внимание на то, что все без исключения посетители пили кока-колу, молоко или сок, но никто не заказывал спиртного.
– Вероятно, здесь живут одни трезвенники? – спросил я у шофера.
– О нет! – улыбнулся Андреас. – Сегодня в провинции Онтарио трудный день для пьющих.
– Почему?
– Сегодня проходят выборы в парламент провинции и продажа спиртного запрещена.
Стемнело. Пошел дождь. Он лил уже вовсю, когда наш усталый "понтиак" притормозил у автобусной станции Порт-Хоупа… Любезный Андреас вынес мой чемодан и машинку.
Еще в автобусное окно я увидел Фарли. Он был в том же плаще, в котором сошел с трапа "Александра Пушкина" на ленинградскую землю.
– Приветствую тебя на канадской земле! – церемонно сказал он, и мы обнялись.
Здесь же, на станции, Фарли познакомил меня с известным канадским фотографом Джоном Девиссером, с которым он в те дни работал над книгой о Ньюфаундленде.
К дому Фарли мы продирались сквозь дождевую завесу.
– Как Ленинград, Москва, Черский, Якутск? – засыпал меня вопросами Фарли.
Не успевал я ответить на один вопрос, как Фарли тут же задавал другой. Говорит он быстро, и мне, не привыкшему к такой быстрой английской речи, приходится частенько переспрашивать.
– Как это вы разминулись с Клер? – спросил Фарли. – Она поехала встречать тебя в Монреаль.
– Там было столько народу, что я едва не потерял самого себя, – ответил я.
Дом Фарли стоит почти в конце Джон-стрит, тихой улицы, ведущей к берегу озера Онтарио. Двухэтажный особняк построен еще в прошлом веке. Когда мы закончили осмотр дома, Фарли заявил:
– Хочу назвать его или "Черский", или "Уэлен"… А может быть – "Яранга".
В уютной гостиной с камином, перед которым лежит нерпичья шкура, продолжалась наша беседа. Она состояла главным образом из воспоминаний о прошлогоднем путешествии.
– Весь этот год прошел под знаком путешествия, проделанного мной по вашей стране, – говорил Моуэт. – Представь себе, было столько выступлений, что я так и не успел ничего написать о поездке. Впрочем, и нельзя написать о такой большой стране на основе впечатлений, полученных за месяц-полтора. Мы собираемся приехать в вашу страну вместе с Джоном Девиссером. Хотим сделать вдвоем книгу о красоте сибирской природы, о гигантских электростанциях, созданных руками сибиряков, о дорогах через тайгу и льды.
Часов в десять раздался телефонный звонок. Поговорив с кем-то, Фарли повернул ко мне обрадованное лицо и сказал:
– Тебе повезло! Нас приглашает к себе настоятель объединенной церкви, мой друг Хью Маккервил.
Я не совсем понял, при чем тут везение, но я был гость и поэтому покорно накинул на себя пальто. Джон Девиссер уселся за руль автомобиля, и мы покатили по темной, залитой дождем улице.
По дороге Фарли сообщил мне, что Хью Маккервил, к которому мы направлялись, не только церковный деятель, но и автор двух книг о воспитании молодого поколения.
Я ожидал увидеть убеленного сединами священника, сухого и озабоченного трудностями воспитания современной молодежи. Но перед нами предстал сравнительно молодой человек, примерно моего возраста Он широко улыбался.
Мы вошли в просторную гостиную и увидели трех молодых леди, перед двумя из них стояли на столике бокалы с вином. Третья женщина собиралась в скором времени стать матерью и поэтому вместо вина держала в руке стакан с молоком.
Наше появление нисколько не убавило веселья в этом почтенном доме. Наоборот, молодые леди, узнав, откуда я прибыл, придвинули свои кресла поближе к моему и принялись расспрашивать о дороге, о том, хорошо ли я доехал и правдиво ли советский павильон на Всемирной выставке отражает нашу действительность. Я присматривался к своим собеседникам. Люди как люди, они искренне и от всей души веселились, хохотали, шутили, часто обращались ко мне, приглашали присоединиться к общему веселью, и все-таки что-то меня сковывало, хотя мое положение было скорее забавным, чем затруднительным. Особенно меня смущал священник: ну прямо-таки молодежный вожак на университетской вечеринке… Мы разошлись далеко за полночь, тепло и дружески простившись.
Свободное копирование
