Александровское время - 15

Г-жа де-Тарант познакомила меня с герцогиней де-Люинь, дом которой был очень уважаем, благодаря собиравшемуся там обществу, хотя муж ее занимал место сенатора и по своей службе был связан с новым правительством. Их прекрасный салон был наполнен только лишь представителями древней знати, без малейшей примеси нового дворянства. Лишь г. Талейран являлся туда, он начинал играть в рулетку с банкирами. Я занималась тем, что рассматривала его фигуру, и мы долго смотрели друг на друга, как фарфоровые собачки. Его хитрый и подозрительный взгляд имел выражение выведывающего мошенника, его красные и дрожащие руки производили отталкивающее впечатление; он имел преступный вид с головы до ног.

Я помню, как ему отлично ответила г-жа Режекур, это мне рассказывала г-жа де-Рус в отеле Караман. Г-жа Режекур находилась при особе принцессы Елисаветы[1]; находясь при ней, она устроила свою судьбу и приобрела положение. Одно необходимое дело заставило ее обратиться к г-ну Талейрану и попросить у него аудиенцию; он назначил день и час. Она немного опоздала. «Я недоволен тем, что вы опоздали, я не могу долго оставаться с вами; но где же вы были?» — «У обедни». — «У обедни, сегодня?» (это был обыкновенный день). Г-жа де-Режекур ответила ему с почтительным видом, делая реверанс: «Да, ваше преосвященство». Не надо забывать, что Талейран был епископом. Он понял всю тонкость этого ответа г-жи Режекур и поспешил покончить с ее делом, боясь еще проглотить несколько подобных пилюль. Г-жа де-Режекур была находчива в высшей степени: принцесса Елисавета подарила ей кольцо из своих волос с тремя начальными буквами своего имени Н. Р. Е. «Вы знаете, что это значит?» — спросила она ее. — «Да, счастлива через нее » («heureuse par elle»). Принцесса Елисавета обладала с самой ранней молодости характером, который предвещал все добродетели. У нее соединялась с трогательной красотой масса энергии, которая со временем еще более укрепилась в ней. Король, ее брат, делал ей каждый год подарки в виде всякого рода драгоценностей. Она уполномочила, г-жу Полиньяк попросить за нее у его величества, чтобы ей заменили эти подарки деньгами; сама она не могла решиться просить этой милости, находя этот вопрос слишком щекотливым. Король согласился на ее просьбу; принцесса собрала довольно значительную сумму, которую она употребила на то, чтобы упрочить состояние г-жи Режекур. В другом случае принцесса Елисавета, всегда робкая, когда дело касалось лично ее, пошла сама к королю просить позволения продолжать видеть г-жу Омаль, которая находилась при принцессе Елисавете и, впавши в немилость, была удалена от двора; она говорила, что она ничего не знает о ее вине, и что, несмотря на уважение, которое она должна питать к приказаниям его величества, она не находит справедливым отказывать в своей доброте и доверии лицу, со стороны которого она ничего не видала, кроме доказательств преданности. Король нашел ее доводы справедливыми и разрешил ей поступать так, как она находит нужным. Принцессе Елисавете было тогда только 15 лет. Чистое тело этой ангельской принцессы было погребено в саду де-Монсо, который принадлежал во время моего пребывания в Париже Камбасересу.