Павловское время - 27

В ноябре месяце, великая княгиня Елисавета объявила о своем положении. Император, по-видимому, был тем очень доволен так же, как и все. Замужество двух старших великих княжон Александры и Елены улаживалось. Ожидали приезда в Петербург эрц-герцога Иосифа, палатина венгерского, который был женихом первой, и наследного принца Мекленбург-Шверинского, искавшего руки второй. Оба принца приехали, наконец, и их пребывание подало повод к многочисленным балам и праздникам при дворе и в обществе. Валы и без того давались часто, чтобы удовлетворить страсть к танцам m-lle Лопухиной. Она любила вальс, и этот танец, в сущности невинный, хотя прежде запрещенный при дворе, благодаря ей, был снова введен при дворе. Обычный придворный костюм стеснял m-lle Лопухину в танцах: она находила его недостаточно элегантным, вследствие чего вышло повеление, отменившее его, и этому повелению вся молодежь, не исключая и великих княгинь, подчинилась с большой радостью и замечательным старанием, которое, однако, огорчило императрицу. В виду того, что до тех пор она относилась строго к туалету и даже как бы преследовала уклонения от правил, что причиняло немало огорчения молодым особам, некоторые из них торжествовали теперь, когда ее величество вынуждена была, наравне с другими, подчиниться нововведению. Однако, в виду того, что причина этой перемены могла серьезно огорчить ее величество, многие действительно сожалели ее.

Эрц-герцог не мог надолго продлить свое пребывание, а потому обручение состоялось в январе 1799 г., после чего он вскоре уехал.

В то же время готовилась война против французских революционеров. Император послал на помощь Австрии 12 000 войска под командой генерала Розенберга, но скупость и мелочность австрийцев вывели его из терпения, так что он дал приказ вернуть полки к границе. Принц Фердинанд Виртембергский был тогда послан венским кабинетом к императору с просьбой отменить этот приказ. Наконец все устроилось согласно желанию австрийского двора. Русский отряд был подкреплен 24 000 человек, 30 000 посланы были в Швейцарию, под командой генерала Корсакова, 12 линейных кораблей и 24 фрегата ушли в Голландию. Император вызвал из ссылки фельдмаршала Суворова и назначил его главнокомандующим. Суворов отправился в поход против Франции во главе 60 000 человек, предназначенных Екатериной II для той же цели.

Прежде чем присоединиться к армии, фельдмаршал Суворов приехал в Петербург, где был принят императором с большими почестями, согласно своим заслугам, и вынужден был присутствовать на частых празднествах, устраиваемых в то время. Ничто не представляло более сильного контраста, как присутствие этого сурового солдата, одно имя которого внушало доверие в армии и уважение в Европе, среди безумства и слабостей, резко характеризовавших двор. Странно было видеть среди бального шума Суворова, убеленного сединами, с худощавым лицом, которое, по-видимому, носило еще следы только что испытанной тяжелой ссылки, а также императора, любезно разговаривавшего то с ним, то с молодой девушкой, вовсе ничем особенно не выдающейся, личико которой едва даже было бы замечено, если бы оно не обратило на себя внимания императора. Лопухина имела красивую голову, но была невысокого роста, дурно сложена и без грации в манерах; красивые глаза, черные брови и волосы того же цвета, прекрасные зубы и приятный рот были ее единственными прелестями; небольшой вздернутый нос не придавал изящества ее фигуре. Выражение лица было мягкое и доброе, и действительно Лопухина была добра и неспособна ни желать, ни делать чего либо злого, но в то же время она была недалекого ума и не получила должного воспитания. Ее влияние проявлялось только в раздаче милостей; у нее не было данных, чтобы распространить его на дела, хотя любовь государя и низость людей давали ей возможность вмешиваться во все. Часто она испрашивала прощение невинных, с которыми император поступал очень строго в минуты гнева: тогда она плакала или дулась и таким образом достигала желаемого. Императрица относилась к ней всегда очень хорошо, чтобы угодить своему супругу. Великие княжны, дочери императора, заискивали в ней чересчур, выказывая ей свое внимание; одни только великие княгини Елисавета и Анна были с ней любезны, не переступая границ должного, и то только после приказания императора, который обратил внимание на то, что на первом балу они не говорили с m-lle Лопухиной; вообще они более избегали, чем искали ее общества. Примеры низости людской, которые великая княгиня Елисавета видела кругом себя, увеличили только гордость ее, и одна мысль дать подумать, что она заискивает в фаворитке, возмущала ее до того, что она готова была поступать наперекор; можно было иногда справедливо обвинить ее в нелюбезности. Великая княгиня Анна, имевшая в то время безграничное доверие к невестке, держала себя с ней одинаково и по той же причине.