Уральская экспедиция - 3

До первой нашей стоянки от Свердловска на север – двести километров. Мы ехали целый день. Ванда Иосифовна – в кабине, остальные – в кузове, устроившись между ящиками с камеральными принадлежностями, всевозможным скарбом и обложившись для мягкости сложенными палатками и спальными мешками. Нас мотало из стороны в сторону, било о брезентовый потолок. Последнюю часть пути продирались вообще без дороги, лавируя между деревьями.
Остановились на поляне у неширокой, быстрой реки Режи. Поставили палатки, разожгли костер, повесили над огнем чайник и котелок для каши.
Поляна окружена кедрами, соснами, березами. Снизу стволы покрыты мохнатым лишайником, выше – розовеют на закате солнца. Над рекой – на том берегу – скала, а на ней слабо обозначены  красноватые рисунки, те самые «писаницы», ради которых мы сюда приехали. Трудно поверить, что этим изображениям – несколько тысяч лет.
В километре от нас – деревня Гаево. Рита и Толя Новиковы отправились туда за хлебом.
Валерий Николаевич рассчитывает, что мы тут пробудем несколько дней.

На второй день нашего пребывания пришла из деревни женщина лет пятидесяти. Назвалась Антониной. Спросила, не найдется ли среди нас охотника переночевать три ночи в ее избе. На вопрос, зачем, ответила, что у нее умерла мать, вчера похоронили, а по обряду, на постели покойника должен три ночи переночевать посторонний человек, чтобы дух умершего ушел вместе с ним. Может, кто из девушек… - тетка посмотрела на меня и на Риту.
Рыжий сказал:
- Ага! А ночью дух старушки материализуется и скажет: «Согрей меня»!
Это накануне у костра Валерий Николаевич рассказал, как он однажды заблудился в тайге и набрел  на зимовье. Затопил печку и лег на нары. Только начал засыпать, вдруг чувствует рядом чье-то присутствие.  Открыл глаза и видит: перед ним стоит нагая женщина. (В этом месте Ванда Иосифовна улыбнулась скептически). И говорит ему: «Согрей меня!» Он подвинулся к стене. Она легла рядом. Он протянул к ней руку… И РУКА ПРОШЛА СКВОЗЬ НЕЕ! Он лежит, боится пошевелиться. Не помнит, сколько так пролежал. Вдруг чувствует, что его гладят теплые, живые женские руки. И слышит  голос: «Спасибо...» И тут словно искрами озарило избушку, и женщина исчезла.
Подобных историй у Валерия Николаевича было множество. Миша Косарев утверждал, что все правда. Что и с ним подобное случалось. Что это с нашей, городской, точки зрения подобные истории выходят за рамки обычного, а у людей, живущих в лесах – другое восприятие действительности, и если суметь настроится на их систему воззрений и верований, то все это несомненная реальность. Только другая.
Я подумала, и ответила Антонине, что пойду с ней.
Стасик покрутил пальцем у виска. Рита сказала:
- Я бы на твоем месте этого не делала. Не потому что… Но все-таки.
- Подумаешь, «Вий» Гоголя, - ответила я. – Зато три дня никто приставать не будет.
Рита с сочувствием на меня посмотрела.
Валерий Николаевич отпустил меня, посоветовав подробно выспросить и записать детали местного похоронного обряда.
Антонина привела меня в избу. Сама со старшей дочкой Манькой и младшей Маринкой улеглась на печь, а меня положили на постель покойницы. Не могу сказать, что этот факт так уж сильно подействовал на мое воображение. Если честно – никак не подействовал. Неприятно только, что постель была сильно пролёжена, матрас в пятнах, а белья вообще не было. Зато спала я как убитая, и дух покойницы ничуть меня не тревожил.