Дневник смутного времени - 38

                ЧАСТЬ 2

                «АВГУСТОВСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ"

19 АВГУСТА 1991 г.

Это был, наверное, самый кошмарный день во всей моей жизни. Казалось, что всё пошло прахом, полетело в тартарары, обрушилось и взорвалось!

Утром я радио не слушала и телевизор не смотрела, а потому шла на работу, как ни в чём не бывало, предвкушая, что вечером отправлюсь на собрание Демократической партии России. Директриса нашей детской библиотеки стояла в коридоре вся какая-то взбудораженная. Она закричала мне:

-  Шестакова, слушала радио?

- Нет. А что такое?

- Горбачёва отстранили по состоянию здоровья! К власти пришли Янаев, Пуго, Язов, Павлов, Крючков!

Я хихикнула, так как сначала не поверила директору и спросила её нарочито громко и бодро:

- Старая гвардия приходит к власти?

- Вот именно!

А потом мы с девушками включили радио. Там передавали заявление так называемого «Государственного комитета по чрезвычайному положению», который в ночь с 18 на 19 августа захватил власть в стране. Президент Горбачёв свергнут. У руля оказались махровые реакционеры.

- Военно-фашистский переворот! – подвела я итоги.

Так сразу же и чётко я определила ситуацию. Страшнее, кажется, ничего не придумаешь. Демократов – к стенке или на Колыму. Народу заткнут рот. Но всё равно сквозь мрачную музыку и чёрные слова верилось, что вся Россия встанет на дыбы. Ведь много уже развелось у нас «странных, свободных людей», которым наплевать на колбасу, а вот свободу – подавай, и за свободу они пойдут драться насмерть. В это верилось. Однако я сразу подумала и о том, что надо бы вечером припасти пакетик с личными вещами. Чтобы, когда за мной придут, не метаться из угла в угол.

Опасность была настоящая! И страшно подумать, ведь и допросы, и тюрьма могли для нас, демократов, стать настоящими. А мы ведь об этом только в книжках читали.

В середине дня директриса подошла ко мне и сказала:

- Лен, положа руку на сердце, неужели тебе так дороги эти демократы? Сейчас самое время плюнуть и бросить всё. Всю эту политику. У тебя семья и ребёнок.

А я, со свойственной мне запальчивостью, ответила так:

- Вот сейчас-то, уважаемая А.М., я ни за что не брошу. Это будет трусостью и предательством. Трусом никогда не была! А в демократию и свободу верю!

Директор больше не приставала ко мне: поняла, что бесполезно.

Мы с Любой Сычёвой не отходили от радиоприёмника. Дикторы роковыми голосами читали постановления ГКЧП о том, что в стране объявлено чрезвычайное положение, что все республики СССР должны забыть о суверенитетах и подчиняться только ГКЧП. О том, что все политические партии и движения (кроме КПСС, конечно) отныне запрещаются. Что нельзя проводить митинги, шествия, манифестации, забастовки. Короче, весьма недвусмысленно было сказано: народ, не открывай рот, иначе – вот тебе омоновец с дубинкой и автоматом, вот тебе тюрьмы и застенки КГБ и новый 37-й год. Народу плюнули в лицо! Неужели он стерпит и это? Неужели мы покатимся назад, даже не в застой, а в сталинщину и круче – в фашизм? Жутко! Где президент Горбачёв? Где Ельцин? Неужели Ельцина арестовали? По радио ни слова. Только классическая музыка и повторяемые замогильным голосом постановления ГКЧП. Ничего не узнаешь.

Люба Сычёва была в шоке. Я, как говорят коллеги, тоже со стороны смотрелась, как дама «не в себе». В голову лезли чёрные мысли, и снова противно дрожали ноги, как прошлой осенью после 30 октября. Только теперь было страшнее, потому что силы реакции оказались у власти. Неужели не поднимется Россия?

Мы подумали, что наши ребята из Демократической партии России могли, наверное, знать, что делается в Москве. Может, они связались по своим каналам с партийцами  в центре? Мы попытались дозвониться до наших, но, увы, безуспешно. Хотели в обеденный перерыв зайти на работу к  лидеру костромского отделения ДПР Леониду Орлову и спросить, что же теперь делать, но побоялись чем-нибудь ему навредить. И продолжали оставаться в тяжком неведении, надеясь на то, что вечером на собрании демократов ситуация прояснится.

А классическая музыка всё звучала, давила на нервы и мозги, а дикторы всё вещали свою жуткую и бесконечную информацию о том, что свобода задавлена, растоптана, сметена, и Россия повергнута в прах. И одна тоска всю душу разрывала.

А вечером на крыльце курсовой базы толпились взбудораженные ребята-«дэпээровцы». Мы с Любой с места в карьер начали расспрашивать, что делается в Москве. И сразу будто камень свалился с души! Ельцин жив, свободен и забаррикадировался вместе со своей командой (Руцким, Силаевым, Хасбулатовым, Собчаком) в здании Верховного Совета РСФСР. Всем обороняющимся роздано автоматическое оружие. Здание Верховного Совета оцеплено войсками и БТР. У Белого дома в больших количествах начинает собираться народ, строит баррикады, жжёт костры. В 12 часов дня, с танка, Ельцин выступил перед народом с обращением «К гражданам России», где ГКЧП был признан неконституционным  и, более того, преступным. Ельцин призвал к неповиновению, к бессрочной политической забастовке, к восстановлению законной власти.

В течение дня здание Верховного Совета РСФСР два раза пытались взять штурмом. Но не получилось: народ стоял стеной. Оружие применено не было. Но страшное словосочетание «гражданская война» витало в воздухе. А ведь мы, демократы, так стремились избежать её. Неужели не получилось?

У нас на крыльце говорили, что уже бастуют Донбасс, Воркута и Свердловск, Череповец и Новосибирск, а республики заявляют, что никакому чрезвычайному положению они подчиняться не будут. В ответ войска Советской Армии опять захватывают в Литве и Латвии радио, телевидение и прочие узлы коммуникации. Однако прибалты полягут все до одного, но не позволят раздавить свою свободу.

Возбуждение на крыльце царило страшное, когда появился лидер движения «Демократическая Россия»  Михаил Орлов. Его встречали бурными возгласами, он начал здороваться с мужчинами за руку. И тогда Любочка Сычёва  пискнула капризным голосом:

- А с нами?

Михаил малость растерялся, так как по правилам этикета мужчина первым руку даме не подаёт. Но Люба свою руку уже протягивала. И тогда Михаил проделал очень эффектный трюк. Он Любочкину ручку, вместо того, чтобы пожать, поднёс к губам и галантнейшим образом поцеловал, сказав при этом несколько игриво: «Если вы не будете возражать». Любочка не возражала. Потом он таким же манером поцеловал руку девушке, стоящей рядом с Любой. А потом очередь дошла до меня. Я сильно стеснялась и попыталась даже спрятаться куда-то в сторонку, за Любу, но из этого ничего не получилось, и Михаил Юрьевич мне тоже руку поцеловал. А приятно всё-таки, когда лидер демдвижения удостаивает тебя такого внимания.

После этого момента, развеселившего всех, мы двинулись в зал. Леонида Юрьевича Орлова (лидера ДПР) не было, и Михаил начал собрание. Сразу же он задал самый главный вопрос: как нам быть теперь – самораспуститься, прекратить своё существование в качестве политической организации, то есть подчиниться указанию ГКЧП, или же включиться в открытую политическую борьбу? Предложено было провести голосование, так как вопрос принципиальный. И ни одной руки не поднялось на предложение «самораспуститься». Зато целый лес рук взметнулся вверх на предложение вступить в борьбу.

- Спасибо! – сказал нам Михаил. – Я знал, что у нас нет предателей, что у нас все – «рыцари без страха и упрёка».

Я, между прочим, тоже всегда подозревала, что в минуту настоящей опасности наши ребята не предадут и не отступят. А ведь все знают, что репрессии могут быть жёсткими. Москвичи уже сегодня вышли против танков, а мы что, не вышли бы, если бы потребовалось?

Тем временем народ на собрание всё прибывал и прибывал: 50, 60, 70 человек. Все «дэпээровцы» в трудный час собирались, будто по тревоге.

Михаил Орлов, видя много незнакомых лиц, вдруг взволновался по поводу возможного наличия в зале агентов КГБ и начал спрашивать у некоторых, кто они такие. Но оказалось – все члены ДПР с билетами – те самые «мёртвые души», которых мы считали выбывшими. А они в трудный момент всё-таки пришли. Михаил отослал одного товарища к дверям – на контроль – и продолжил собрание.

Тут пришёл и Леонид Юрьевич Орлов, встреченный одобрительным гулом. Он рассказал о том, что горсовет выжидает, но завтра, похоже, будет поимённое голосование, кто на чьей стороне, и тогда уж никому не отвертеться от выбора.

Леонид рассказал, что некоторые «дэпээровцы» уже в 8 утра собрались у него в музыкальной школе №1 и написали воззвание к народу о преступном военном перевороте (Леонид Юрьевич зачитал нам его: сильно звучало!). А ещё ребята приняли из Москвы телефонограмму с текстом обращения Ельцина «К гражданам России». И теперь наша задача – быстро размножить обращение и пустить в народ. О расклейке на столбах не говорилось, речь шла пока о передаче из рук в руки, о распространении в трудовых коллективах. Леонид попросил всех взять бумагу и записать обращение полностью, а ночью размножить -  хоть на машинке, хоть от руки, кто как сможет. Когда писали, дружно придвинув столики к креслам, вдруг открылась дверь и появились депутаты РСФСР Плотников и Лукашов. Но Леонид Юрьевич притушил оживление в наших рядах, сказав:

- Сначала мы должны доделать важное дело, а потом послушаем наших уважаемых народных депутатов.

Когда мы дописали обращение, Плотников пошёл выступать:

- Как я рад вас всех видеть именно здесь, а не где-либо в другом месте!

Мы  заулыбались в ответ. Нам тоже было приятно видеть народных депутатов именно здесь.

Плотников на сей раз мне очень понравился. Он предложил немедленно создать гражданский комитет по борьбе с антиконституционным переворотом. Штаб уже есть – всё в той же 407 комнате депутата РСФСР Литвинова – в райисполкоме на площади Конституции. Телефонная связь с Москвой есть. И они получили уже четыре указа Ельцина. Эти документы надо размножить и развесить по городу. Необходимо установить круглосуточное дежурство в штабе у телефона, информировать всех о событиях. Словом, молодец Плотников! В конце выступления он сказал, что наш КГБ пока выжидает. А вот костромской полк брошен на Москву. И это прискорбно. Демократам надо действовать активно, но помнить, что опасность арестов достаточно высока. Так что и к арестам надо морально готовиться. После этих слов Леонид Орлов, обведя рукой зал, заявил, что в таком обществе и смерть красна, и за решётку – не стыдно, и что там, может, и с Плотниковым встретимся. Шуточки, конечно, мрачноваты, но ещё больше сплачивают и объединяют.

С собрания пошли большой толпой. Люба с какой-то девушкой убежала печатать листовки на машинке, а мне надо было срочно домой возвращаться. Я шла и думала, что вот идут мимо прохожие и ничего-то, ничего ещё не знают. А мы уже всё знаем и решили действовать. Несколько наших ребят собрались идти в штаб – дежурить ночью, печатать листовки. И всё-таки здорово, что в этот чёрный день мы все вместе, и нас не остановила даже реальная угроза репрессий. Значит, будем бороться!