30 ОКТЯБРЯ 1990 г.
ДЕНЬ ПАМЯТИ ПОЛИТЗАКЛЮЧЁННЫХ
Три дня писала я плакат такого заумного содержания:
КГБ (ЧК, НКВД) + Homo sovetikus = ГУЛАГ. Зачем нам такая «госбезопасность»?
На работе девчонкам сказала:
- Если я не вернусь, то считайте меня членом ДПР. Могут замести в застенки КГБ.
Специально взяла выходной, чтобы вовремя попасть на пикет «Народного фронта». Положила в заветный мешок свой плакат, российский флажок и ручку с записной книжкой, дабы можно было черкнуть пару строк для возможного материала в газету “Костромские ведомости” (но прессы там оказалось и без меня достаточно).
Когда я подошла к помпезному зданию КГБ (с барельефами советского герба и знамён на фасаде), там уже толпились пикетчики. Развевались два бело-сине-красных знамени, и шеренга добровольцев держала длинный-предлинный лозунг, который гласил: «Только тот народ, который научится ненавидеть свою политическую полицию, свободен на веки веков – А.И. Герцен». Несколько плакатов висело на железной ограде. Например: «Плохо спится по ночам палачам», «КГБ – самая антидемократическая сила в стране» и так далее в том же духе. Некоторые пикетчики держали свои писания в руках. Всего у ограды стояло человек 40.
Я сильно волновалась, так что даже руки дрожали и щёки горели. Думала: а вдруг и действительно начнут разгонять, бить резиновыми дубинками и хватать зачинщиков. Но пока всё было спокойно. Я нашла глазами Леонида Орлова, утешилась, что он здесь, и начала доставать свой плакат. Трубочка нипочём не хотела разворачиваться. Тогда какой-то заботливый демократ посоветовал вывернуть лист в другую сторону и даже взялся подержать мой мешок. Я послушалась совета, и плакат развернулся, как следует. Молодая женщина тут же вызвалась держать его за другой край, и мы встали вдвоём. Дама эта была с маленьким мальчиком, чуть постарше Шурика. У него в руках был самодельный плакатик о том, что его прадед по фамилии Шумахер был расстрелян в 1937 году, а в 1988 – реабилитирован. К женщине и мальчику подлетела журналистка с микрофоном и стала брать интервью. Я молила бога, чтобы меня она обошла стороной, и бог, видать, меня услышал. Журналисты с блокнотами носились как угорелые. Переписывали тексты плакатов (в том числе и моего), чиркали что-то в блокноты. Меня в упор фотографировал какой-то шустрый репортёр. Смотрелась я неплохо: в джинсах, в «походной» курточке да ещё с ярким плакатом.
Люди, которые шли мимо нас по тротуару, останавливались, читали тексты, вступали в беседы. Чаще – в одобрительные, иногда – в злобные. Мужчина средних лет хмуро сказал:
- Не здесь надо стоять, а у обкома - жрать требовать, в магазинах ни черта нет!
Как будто в подтверждение его слов на другой стороне улицы стояла огромная очередь за рыбой и с усмешливым любопытством поглядывала на нас. Ну, как говорится, кому что милее. Кому - свобода, а кому - брюхо набить, кто желает бросить вызов КГБ, а кто – вкусно покушать рыбки сегодня вечером. Разные у нас приоритеты.
Какая-то тётка спросила меня, где я работаю, и очень удивилась, что в библиотеке. Другая дама поинтересовалась, где «Народный фронт» берёт деньги для своих мероприятий.
- Какие ещё деньги? – спросила я удивлённо. Но в это время толстый дядечка в шляпе закричал в её поддержку:
- Сколько вам заплатили за это?!!
Дурак! Однако наши ребята сумели ему достойно ответить, и он молча ретировался.
Зато другой мужчина спросил про российский флаг, и ему всё подробно объяснили.
Вскоре я увидела, что Леонид Орлов меня заметил. Он улыбался мне откуда-то издали, и я ему тоже. Он был такой красивый и высокий, выше всех, и его было видно издали. Казалось, что он ничего не боялся. А ведь брать ответственность за такое неординарное мероприятие на себя, наверное, страшно. Однако же, сотворила я себе кумира: нравятся мне герои без страха и упрёка.
На улице темнело, и друзья-демократы начали раздавать всем желающим свечки: всё-таки сегодня был День памяти политзаключённых. Только никакой печали я не чувствовала, а было одно лишь упоение собственной смелостью: мы ведь страх в себе сегодня сумели преодолеть.
На свечки, как мухи на мёд, налетели маленькие мальчишки лет 8-9. Свечки они получили, зажгли, и им популярно объяснили, какое мероприятие здесь происходит. Огоньки свечей дрожали и гасли на ветру. Пикетчики то и дело подходили друг к другу – снова зажечь их. У меня обе руки были заняты плакатом, так как дама-помощница отошла в сторону, и я только с завистью глядела на свечки в руках у других. Но тут явилась Люба Сычёва: она возвращалась с работы и не смогла пройти мимо. Любочка мой плакат одобрила и тут же отправилась добывать огоньку. У нас тоже загорелась свечка! Так было красиво и торжественно! Поздние сумерки, знамёна и огоньки, огоньки - трепещущее живое пламя десятков свечей. Люба подсвечивала наш плакат. Вдруг рядом со мной, с правой стороны, возник Леонид Орлов, тоже со свечкой. Он на меня поглядел своими весёлыми глазами и сообщил, что от его свечи мой плакат тоже подсвечивается. Это было очень мило с его стороны. Но я, как известно, на близком расстоянии с такими героями не общаюсь, а потому тут же завела отвлечённые разговоры с Любой Сычёвой. И Орлов переместился к следующей группе.
А прохожие всё шли и шли мимо нас, всё читали и читали наши сочинения. Вдруг я увидела двух библиотечных дам – Нину Яковлеву и Люду Зайнакаеву. Они тоже разглядывали плакаты. Я, конечно, тут же их окликнула. Они восхитились нашим с Любой героизмом и заверили, что «они с нами».
С Любой стоять было хорошо, не одиноко, а вполне уютно. Огонёк свечи дрожал у наших ладоней, мы его берегли, прикрывали от ветра. Люба сказала, что самое лучшее в этом пикете – свечи. А самое худшее – холод. Нас уже бил озноб.
Кто-то сказал, что за оградой, кажется, стоит милиция с резиновыми дубинками. А потом мимо нас, «с работы», пошли «кэгэбэшные» чины в форме. Шли быстро, не оглядываясь, делая вид, что не замечают ни людей, ни свечи, ни знамёна, ни плакаты. Шмыг-шмыг-шмыг мимо нас. Но тут одна из женщин, видно, настоящая диссидентка, указала на одного из них и назвала по фамилии:
- А вон идёт полковник..., который меня в психушку упрятывал. Смотрите, как испугался, что его узнали, как припустил…
Женщина закурила, её стали расспрашивать.
Я повесила свой плакат на забор и забрала у Любы свечку: мне тоже хотелось её подержать и на неё поближе посмотреть.
Люба не дождалась шести часов вечера (времени окончания пикета). Она замёрзла и убежала домой. А я решила стоять до победного конца. Когда уже все сворачивали свои плакаты, кто-то сказал Леониду Орлову:
- Давайте поместим их в наш музей боевой славы.
- Можно! - одобрительно ответил лидер демократов.
А я подумала, что, может быть, и моя красивая газета «Вольный ветер» лежит у них в «музее боевой славы», как одна из самых первых реликвий нашей костромской борьбы за свободу. Вот было бы здорово!
Когда Леонид Орлов подал команду расходиться и пригласил кандидатов в ДПР в свою музыкальную школу на собрание, я сняла мой плакатик с забора и двинулась к остановке. Оглянулась на оставшихся, и в это же самое время оглянулся Леонид Орлов. Посмотрел на меня, улыбнулся и громко сказал:
- Спасибо всем участникам пикета за то, что пришли!
Приятно было это услышать.
Свободное копирование
