20 АВГУСТА 1990г.
Нашим молоденьким девочкам с абонемента - Лене Клочковой и Любе Угаровой - я наплела с три короба о том, что в «Народный фронт» ходят великолепные «политические мальчики», с которыми можно завести знакомство и без устали беседовать о политике. Девочки загорелись идеей и начали готовиться к посещению сей организации, причём, готовиться не столько морально, сколько вполне материально - наряжаться, краситься, строить причёски. Словом, на месте встречи – Сковородке - они цвели и благоухали. Люба Сычёва пришла мрачная и скучная. И, тем не менее, наша дамская компания в приподнятом расположении духа отправились на «явочную квартиру», то есть в музыкальную школу №1. В захламлённом дворике всех желающих посетить собрание поджидал Леонид Орлов. Мы великосветски улыбнулись ему и сказали: «Здрасте!» Орлов сильно удивился и спросил: «Вы к нам?» (уж больно вид-то у нас был дискотечно-бальный). Он указал нам, куда идти, и Люба Сычёва первая ринулась по знакомым лабиринтам лестниц и закоулков, пребывающих в вечном ремонте.
- Когда директор занят политикой, ремонт может продолжаться бесконечно, - сказала она.
Лестница привела нас в какой-то вестибюль, где за столами сидели деловые женщины и регистрировали всех явившихся на собрание. Люба Сычёва мигом упорхнула в сторону от регистрационных столов, а Лена Клочкова вступила в дебаты о том, что запись в журнале может привести к тому, что по месту работы сообщат о нашей «подпольной» деятельности. Дама начала её переубеждать: мол, записи нужны для оперативной связи, на случай какой-либо политической акции «Народного фронта». Мы с Любой Угаровой ни в какую полемику не вступали, а просто записались, и всё тут. Нам вручили «мандаты» - картонки с трёхцветным флажком (от руки нарисованным), с порядковым номером и вписанной фамилией. Картонками этими надо было голосовать на собрании. Членам КПСС «мандаты» не полагались. А нашим девочкам-комсомолкам, подумав немного, всё же вручили.
С «мандатами» и веселейшими улыбками на лицах мы вошли в зал. И сразу же были глубоко разочарованы: народу было очень мало – не то, что в «Политпросе». Наши юные девочки сразу завяли, потому что не оказалось в зале обещанных «политических мальчиков».
Секунд за тридцать до начала собрания в дверях появился мой муж Саня Шестаков. Я замахала ему рукой: «Сюда! Сюда!». И он пробрался к нам. Сел и шепнул мне: «В кино, вообще-то, хотел идти. Да удлинённое...». Отошёл Саня от политики, отошёл. Явился сюда только для того, чтобы с маменькой моей дома не оставаться. А политическая борьба его явно не волнует.
Нам выдали также листки с повесткой дня, и мы узнали, что всё собрание будет посвящено вопросу о вступлении в Демократическую партию России Травкина. Собрание открыл Леонид Орлов. Он ясно, чётко и доходчиво рассказал о целях и задачах новой партии. Потом все проголосовали за то, чтобы собрание считать учредительным. И начались бурные прения, в которых каждый старался выступить, по делу или не по делу. Горячо обсуждался проект заявления Костромской организации ДПР, и наши местные политики ломали копья, в основном, по поводу фразы о борьбе с КПСС - главная ли это задача (решили, что не главная). Знакомый демократический фотограф всё время нас «щёлкал» в моменты голосования «мандатами». Мы сидели на первом ряду, поэтому должны были получиться в лучшем виде. Правда, наши юные девочки в разгар прений тихонько поднялись со своих мест и упорхнули из зала, благо сидели с краешку. А мы мужественно решили ждать перерыва, хотя Люба Сычёва ныла, что ей тут надоело, и ни в какую партию она вступать не желает. Я же с интересом ко всему прислушивалась и присматривалась. Увидела, наконец, двух «политических мальчиков», которые выступали с речами. Беленький парень агитировал за ДПР, чёрненький – за социал-демократов Оболенского. Зря девочки к ребятам не пригляделись.
Наконец полненький мужчина средних лет по фамилии Чернов (он был директором областной станции юных техников, когда я там занималась в детстве) сказал, что у женщин стали грустные глаза, а значит – пора закругляться. Обсуждение прекратилось, и был объявлен перерыв. Все присутствующие (человек 60) ринулись записываться в новую партию, а Люба и Саня не захотели, и наша троица потихоньку отправилась к дверям. Спускаясь по лестнице, я оглянулась, не идёт ли кто-нибудь за нами следом. Но нет, больше «ренегатов» не оказалось.
Мы вышли на пустынную улицу. Молча двинулись к центру. Я сказала уныло:
- Если бы вы не смотрели на меня такими злыми глазами, я бы обязательно записалась.
- Иди, записывайся, - буркнул Саня недоброжелательно. Но я, разумеется, не пошла.
Дома мамочка, посмотрев на часы, сказала мне:
- Всё. Можешь считать, что на этом твоя политическая карьера закончена. Не буду с Шуриком сидеть!
А Саня надулся и не разговаривал со мной четыре дня.
Свободное копирование
