Письма об Испании - 61

   Всякий приезжающий сюда из Испании должен иметь так называемую licencia, то есть свидетельство испанской полиции, в котором обозначено, что едешь в Гибралтар; за эту лисенсию надобно платить деньги испанской полиции, хотя в ней и сказано, что она выдается безденежно. Без этого в Гибралтар не пускают, даже иностранцев. Но лисенсия дает только право приехать в Гибралтар; если же хочешь остаться в нем более дня, то должно представить за себя ручательство одного из жителей Гибралтара, и только тогда выдается карта безденежно (английская полиция денег не берет). Впрочем, все это одна пустая формальность; гавань Гибралтара наполнена людьми, предлагающими свое ручательство; оно стоит полкроны (семьдесят копеек серебром) на какое угодно время.

   Трудно представить себе что-нибудь величавее вида Гибралтара: это громадная скала, рассевшаяся натрое. На серединном и самом высоком отделе ее гордо веет английский флаг; южный отдел образует легкий скат, оканчивающийся мысом, называющимся Punta de Europa, -- это крайний пункт Европы; северный отдел -- высокая, перпендикулярно поднимающаяся из моря скала. Все три отдела прорыты подземными батареями; ряд плавающих бочек обозначает перед гаванью линию английских владений, за которою стояли несколько английских военных кораблей. Дожидаясь на набережной, пока исполнены будут все формальности для получения вида на прожитие,, рассматривал я густую толпу, толкущуюся у порта. Тут были англичане, шотландцы, итальянцы, жиды, испанцы, мавры, негры, мулаты; все это толпится вместе в своих национальных одеждах. Особенно бросаются в глаза мавры -- по их живописной одежде, но ещё более по необыкновенно гордому спокойствию их белых, матовых, прекрасных лиц, с лоснящимися черными бородами, которые ярко оттенялись на их белых, как снег, тюрбанах и бурнусах. Африканские жиды носят какую-то полувосточную, полуевропейскую одежду, похожую на бурнусы, только с рукавами; вместо тюрбанов у них на головах кожаные ермолки и на ногах черные туфли, тогда как у магометан желтые. На востоке черный цвет есть цвет презрительный. Англичане перенесли на эту африканскую землю не только свою цивилизацию, но и все свои лондонские привычки. В этом отношении Гибралтар очень любопытен; это Англия и Испания лицом к лицу, запад и восток, деятельность севера и южный сибаритизм, промышленность и фантазия, цивилизация и природа. Люди средних веков пренебрегают всеми усовершенствованиями своих соседей, оставаясь верными своей лени. Переселенцы Англии принесли сюда всю свою терпеливую деятельность, всю свою угрюмость, обыкновенную у людей, жадных к прибыли. Представьте, что модный сезон здесь тоже бывает летом, как в Лондоне, несмотря на африканский жар здешнего лета. У англичан внешние формы жизни составляют род какого-то фатума, против которого все бессильно. Под этим пламенеющим небом они настроили себе дома на английский манер, перетащили сюда весь свой лондонский comfort и вместе с ними все свои английские предрассудки.[1] Я никогда не забуду той неги, которая разлилась по всему моему существу, когда, столько месяцев живя в грязных испанских фондах,[2] я в Гибралтаре увидел себя в превосходной английской гостинице, чистой, с прекрасной постелью, исполненной всех самых мелочных удобств, по-видимому излишних, но удивительно способствующих к изящному ощущению жизни. Улицы Гибралтара похожи на улицы всех маленьких английских городов,[3] дома без балконов, у окон английские зеленые решетки; но на каждом шагу поражают вас следы самой высокой цивилизации и торговой деятельности. Множество сигарных фабрик (отсюда контрабанда снабжает сигарами всю Испанию, которая, владея Гаваною, держит табак на откупу и ради дешевизны продает табак прескверный: настоящих гаванских сигар очень трудно достать внутри Испании), винные погреба, портерные лавки, магазины, книжные лавки... я не знаю, чего нельзя найти на этом маленьком клочке земли. Между магазинами встречаются лавки мавров; молчаливо, с трубками сидят они на подушках, перед низкими столиками, на которых разложены произведения Африки: шерстяные и шелковые женские покрывала, розовое масло и другие ароматические эссенции. Иногда негры подают им кофе в маленьких фарфоровых чашечках. Эта смесь высокой северной цивилизации с восточными нравами придает Гибралтару особенный характер. Прибавьте к этому, что воскресенье соблюдается здесь с такою же точностию, как в Лондоне. Протестантская нетерпимость принуждает даже и жидов на этот день запирать свои лавки. Театра здесь нет; но офицеры гарнизона составили из себя труппу, дают по временам представления и берут за вход по пиастру. Женские роли играются молодыми офицерами. Предрассудки сословий, столь сильные в лондонском обществе, перенесены и на эту девственную почву. Жены офицеров, например, решили, что здесь высшее общество не должно быть смешанным, и потому принимают в свой круг только офицеров и иностранцев. Между английскими купцами есть люди с отличным умом и образованностию, но они видятся только между собою. Мне случилось быть в высшем обществе Гибралтара, состоящем из офицеров и их семейств: оно было невыносимо скучно; разговор вертелся только около предметов, касающихся службы и повышений; притом дисциплина преследует их даже в самых гостиных; этикет страшный. Чтоб понять, сколько смешного в этом напыщенном этикете, в этих домашних церемониях, надобно их видеть не в Лондоне, где они сглаживаются кипящею деятельностию и тонут в страшной массе народонаселения, а здесь, в таком маленьком гнездышке, как Гибралтар. Возле испанских нравов, проникнутых врожденным изяществом, это придуманное, сочиненное изящество англичан, их так называемая фашиона-бельность,[4] кажется смешною карикатурою и пошлостью.

   Превосходное шоссе вьется до самой вершины серединной скалы. Эта дорога представляет ряд удивительных картин; сквозь широкие расселины проглядывают то мягкие линии берегов Испании, то берега Африки, с их острыми, резкими очертаниями гор, то голубая влага океана. Беспрестанно попадаются домики, уютные, красивые, чистые: это окрестность Лондона, перенесенная под африканское небо, на дикую скалу. Шоссе усажено по обеим сторонам олеандрами и густыми кустами ерани.[5] Вокруг нескончаемые бастионы, батареи, часовые; из каждого куста олеандра и ерани торчит солдат; куда ни взглянешь, везде пушки. С вершины скалы открывается вид поразительного величия: берега Африки до Тетуана и дальше -- цепь гор, постепенно возвышающихся до Атласа, которого снеговые вершины теряются в небе. Отсюда видны вместе Испания до Малаги, Средиземное море, океан, узкий пролив Гибралтара; внизу суда кажутся раковинами, люди -- едва заметными муравьями. В формах этого пейзажа нет той гармонии, к какой мы привыкли в европейских пейзажах: эта несоразмерность, эта необъятность странно действуют на непривычный глаз, но в то же время пробуждают чувство какого-то необъятного могущества. И все отсюда равно ярко, прозрачно, без границ, очертания неуловимы для зрения, глаза свободно уходят в бесконечную лазурную даль; земля, небо, море -- все тонет в золотисто-лазурном свете; нет ни линий, ни теней. При закате солнца чудный вид становится еще великолепнее: горы Африки покрываются пурпурно-лиловым паром и снеговые вершины Атласа на темно-голубом небе светятся розовыми переливами. Эта оторванная скала Гибралтара явно есть следствие одного из величайших переворотов земли, и, без сомнения, теперешняя Африка прежде составляла Один материк с Европой. Но когда это было??

   Вся скала прорыта подземными галереями: это укрепления Гибралтара. Для обозрения их нужно особенное позволение губернатора, но в нем никогда не отказывают, только надобно просить через консула. Не знаю, правда ли, но мне говорили люди, по-видимому, знающие военное дело, что все эти подземные батареи не имеют той важности, какую им приписывают, потому что при продолжительной стрельбе они до такой степени наполняются дымом, что артиллеристам нет возможности выносить его; даже при ученьях случается с ними от этого обморок. Кроме того, линии батарей лежат слишком высоко, так что трудно рассчитывать на верные выстрелы. На вершине скалы стоит сторожевой домик; он поручен шотландскому сержанту, который обязан наблюдать в море и извещать гавань сигналами об идущих кораблях. На склоне скалы, обращенном к Испании, живут обезьяны: это единственное место в Европе, где эти животные водятся в диком состоянии. Они укрываются в маленьких пещерках и расселинах, кормятся молодыми отростками низких пальм, которые по ту сторону горы растут во множестве. Мне удалось их видеть только раз, с дюжину: они быстро цеплялись по скалам, прыгали; сержант говорил, что иногда они появляются толпами штук в 40 и 50.[6] Гибралтарские обезьяны желто-серого цвета и без хвостов, величиною четверти в три, точно такие же, какие водятся в Северной Африке и которых я видал в Кадисе на рынке.[7] В Гибралтаре под большим штрафом запрещено ловить их или убивать.