КАК ЖЕ ТАК?
У моего деда был сосед и друг, азербайджанец – Али. Он тоже, как и мой дед был фронтовиком, и у них всегда было, что вспомнить. Они могли часами беседовать, могли спорить, когда “резались” в нарды. После “поединка” наступало “перемирие”, бабушка выносила им еду и тутовую водку, а мы знали, если пьют стоя, значит пьют за погибших товарищей.
Мне было лет 14, и мы с братом были у дедушки с бабушкой. Слева от дома росло огромное, увесистое тутовое дерево с плодами черной туты величиной с большой палец. Для нас, ребятни, сладкая, в мелкие зернышки тута, похожая на гиганскую чернику, была не только особым “дессертом” в удовольствие. С созреванием плодов наступала пора большого события – бабушка созывала нас, внуков, на сбор “урожая”: под деревом расстилалась “тутовая простыня”, мы гурьбой поднимались на огромное дерево и начинали ногами постукивать по толстым веткам. И плоды туты падали на простыню с особым, похожим на “нежный шорох”, звуком. Сначала мы наедались до отвала, и только лишь потом бабушка варила тутовую патоку для всех внуков, как она называла – “лучшую микстуру от кашля”.
Однако сладкими плодами тутого дерева наровили баловаться и местные грачи: они стаей налетали на дерево и отогнать их от этой затеи можно было лишь выстрелом из ружья, причем выстрел в воздух их не пугал, они настырно возвращались обратно через несколько минут.
В период созревания плодов на пороге снаружи всегда стояла семейная двустволка, и моя бабушка(а надо заметить, что стреляла она очень метко) , заметив стаю грачей на дереве подстреливала пару птиц, после чего они улетали, не имея желания возвращаться еще несколько дней.
И так, в тот день мой дед и дед Али играли в нарды на веранде, а бабушка заворачивала “долму с виноградными листьями”. Заметив тучу грачей, они крикнула мне:
– Детка! Беги сюда! У меня руки заняты, если не отогнать этих наглецов, не видать вам тутовой патоки! А ну, давай, покажи, что ты внучка фронтовика!
Я выбежала на порог, схватила ружье, выстрелила два раза, подстрелив двух птиц и также спокойно вернула двустволку на место. Обернулась, а дед Али, оставив нарды, приподнялся , в глазах неприкрытый восторг, и что-то говорит мне на азербайджанском языке. Дед вскочил и стал что-то энергично ему отвечать. Я стояла в растерянности, не понимая что-же я сделала не так. Пару минут бабушка, сложив руки на груди, наблюдала за ними, потом грохнула крышкой от кастрюли и спокойным, но строгим тоном сказала:
– А ну успокойтесь! Она выйдет замуж только за того, кого полюбит!!!
Из всего эмоционального разговора двух стариков, я поняла лишь бабушкино заявление, однако оно ввело меня в еще более крайнее замешательство. Позже бабушка пересказала мне детали той стариковской перепалки: мои меткие выстрелы привели деда Али в дикий восторг. И, если вначале он выразил его в форме одобрения и сказал, что я полностью оправдала имя своего отца, то после похвалы он заявил, что как-только я подрасту, придет сватать меня своему сыну, мол ему нужна такая боевая невестка.
Что ответил ему мой дед, бабушка не передала, по его тону можно было только предположить. Ну, а что ответила моя бабушка, уже было понятно.
Однажды я стала свидетелем их разговора:
– Али! Давай пообещаем друг другу, если один из нас уйдет первым, то второй произнесет нагробную речь.
На том и порешили.
Дед Али не переставал нам говорить какой у нас дедушка, честный и хороший человек.
Как-то дед Али с неделю гостил у нас дома в Ереване. Врачи дали ему направление в столичный Онкоцентр. Дедушка позвонил моему отцу и сказал несколько слов:
– Сын! Али нужны самые лучшие доктора, и ему негде оставаться. Я знаю, ты сделаешь все необходимое.
К счастью все хорошо обошлось с дедом Али и, когда пришла пора возвращаться, он сердечно поблагодарил нас за заботу, гостеприимство и напоследок сказал:
– Вы достойные дети и внуки вашего деда!
В 88-ом начались военные столкновения в Карабахе, началось переселение народов. Бабушка со слезами рассказывала:
– Перед отъездом Али пришел попрощаться с дедушкой: два седых старика, два фронтовика, обнявшись горько плакали. Они знали, что никогда больше не встретятся. Али вытер ладонью свои слезы и сказал: “Баграт! Мы же обещали друг другу надгробную речь..? В их глазах был один единственный вопрос – “Как же так???” Это было очень трогательно и грустно...
С тех пор в глазах моего дедушки появилось что-то новое, какой-то новый взгляд, взгляд озадаченного, растерянного ребенка. Бабушка правильно подметила , в глазах стоял вопрос – “КАК ЖЕ ТАК?”
Я видела этот взгляд-вопрос много раз: когда началась война в Карабахе; после разрушительного землетрясения в Спитаке; после массовой резни армян в Баку и Сумгаите; когда он в недоумении пытался понять “эксперименты” Горбачевсеой перестройки. Этот взгляд особенно отчаянно кричал о душевной катастрофе, когда началось одностороннее, предательское разоружение Советской Армии и, когда Горбачев сдал ГДР.
У него на глазах рушилась его Страна, его Родина, которую он боготворил, и которой он с таким энтузиазмом и любовью служил...
