На линии - 3

Канада. На линии строящейся жел. дор., близ Сван-Ривера.

29-го августа 1899 г.

Если ехать к работающим на линии духоборам со стороны готового уже пути, то, приближаясь к месту работ, вы увидите сначала стоящую несколько в стороне от насыпи огромную, уродливую паровую машину, похожую на какое-то безобразное железное животное с длинной вытянутой шеей, оканчивающейся квадратной тупой головой, которой оно с визгом и скрежетом колотится в возвышающийся перед ней песчаный бугор.

С боку машины вытянулся длинный балластный поезд, составленный из открытых платформ, пришедший сюда за песком.

Паровая машина, ударившись своим огромным ковшом в песчаный бугор, наполняет его песком и, повернув затем свою шею вместе с этим ковшом, высыпает песок на одну из платформ.

Три поворота, — и платформа полна. Раздается свисток, и поезд продвигается вперед, подставляя следующую платформу для наполнения песком.

Нагрузка производится необычайно быстро, и поезд отправляется на место, куда нужно доставить песок. Ссыпают песок на насыпь тоже совершенно особенным образом. Под колеса передней платформы подкладывают устой, чтобы укрепить поезд на одном месте, паровоз отцепляют и прикрепляют к нему толстый стальной канат, который тянется через весь поезд вплоть до последней платформы.

На последней платформе установлен большой кусок железа, напоминающий своей формой утюг. Как только канат прикреплен к кольцу, приделанному к острому мысу утюга, паровоз трогается вперед и тянет за собой через все платформы этот утюг, который при движении сбрасывает своими боками песок с платформ на насыпь.

Дальше вы увидите, как рабочие другого поезда, нагруженного шпалами и рельсами, укладывают железный путь. При посредстве особых валиков, установленных в наклонном положении вдоль всего поезда, сидящие на платформах рабочие быстро сбрасывают с передней платформы рельсы и шпалы. Рабочие, расставленные попарно, торопливо подхватывают их и раскладывают их по насыпи. Когда шпал положено столько, сколько нужно для одной пары рельс, слышится лязг скатывающихся рельс, затем звоние, тяжелые удары молотка, — и путь готов.

Рабочий поднимает красный флаг, и машинист проталкивает поезд по только-что проложенным рельсам на длину их. И опять сыпятся шпалы, визжат рельсы...

Так все это легко, быстро, бесшумно происходит, что кажется — люди играют в какую-то забавную игру...

Неподалеку, в стороне от главного пути, на кривых рельсах стоят большие двухъэтажные вагоны. Здесь живут рабочие.

Пройдя по пути еще дальше, вы увидите большие палатки из толстого брезента, разбитые в строгом порядке по обеим сторонам насыпи. Между палатками расставлены фургоны, лошади, разбросаны какие-то ящики, под ногами валяются пустые жестянки от консервов. В палатках стоят кровати, покрытые толстыми шерстяными одеялами; на жердях вокруг печки развешана для просушки всевозможная одежда...

Здесь живут работающие на линии поденно.

Одна из больших палаток заставлена длинными белыми столами. Это — столовая. Тут же помещается и кухня. Вокруг раскаленной плиты суетится весь в белом, с колпаком на голове, повар, а его помощник моет в большом тазу оловянную посуду.

Дальше за палатками, по вырубленному под полотно железной дороги пространству, тянется некоторое время длинный, неровный горб свежей насыпи. По ней протоптана узенькая дорожка, по которой вы и идете. Но вдруг насыпь круто обрывается. Приходится спуститься вниз и брести по липкому, холодному болоту.

Сначала вы стараетесь наступать на выдающиеся кочки, прыгаете с пня на пень, выбираете места потверже, но, сорвавшись несколько раз и вымазавшись по колено в грязи, вы уже идете, не разбирая того, куда попадает ваша нога. К счастью, впереди уже виднеются черные фигуры людей, копающихся по обеим сторонам еще невыросшей насыпи. Скоро вы благополучно добираетесь до насыпи и с легким чувством удовольствия идете по ровной площадке к месту работ.

Среди блестящих квадратных луж, в тех местах, где уже вырезаны куски земли для насыпи, торопливо ворочаются темные изорванные люди, облепленные грязью, с истертыми до бахромы рукавами. Они режут большие куски дерна и накладывают его на тачки. Когда тачка наложена доверху, другой духобор втаскивает ее на насыпь по проложенным доскам. Доски шатаются, и везти трудно. К тому же они покрылись жидкой грязью, и ноги по ней скользят.

— Куда ж ты едешь? — кричит, смеясь, один из рабочих, видя, как его товарищ, расставив ноги, ползет вместе с тачкой назад.

— С „Мокрых гор" в „Батум", — кряхтит тот. — Просто беда!

— Это он забыл, куды возить нужно! — подсмеиваются другие.

— Должно, дюже крепко лобии[1] наелся, вот и тяне теперь назад.

К рабочему подскакивает замазанный мальчишка и молча помогает втащить тачку.

— От ловко! — одобряет рабочий. — Ты, Николка, никак дюжее меня: я вон не мог ее втаскать, а ты, гляди-кось, как впер, одним махом. — Мальчишка довольно оглядывается.

— Гутарь! — говорить он снисходительно.

Работу свою духоборы начинают с рассветом, кончают, когда солнце садится. Утром и вечером они пьют чай, а в обед едят похлебку и кашу с коровьим маслом. Готовится все это на кострах выборными кашеварами.

Неподалеку они устроили для себя печи, в которых их хлебопеки пекут превкусный белый хлеб на всю партию. Так как партия все время передвигается по мере работ вперед, то в конце концов пекарня оказалась так далеко от рабочих, что пришлось построить другую поближе.

Воду достают в лесу: раскопают какой-нибудь ключ и устраивают маленький колодец, а перейдут на новое место — новый ключ отыскивают.

Самой тяжелой стороной их жизни на линии является отсутствие каких бы то ни было жилищ.

На всю партию имеется лишь две палатки, в которых может поместиться не больше двадцати человек.

Остальные устраиваются всяк по-своему. По большей части из лежащих шпал складывается некое подобие будки, сверху которой накладывается хворост, сухая трава и т. п. Выстлав дно такой будки сеном и покрыв ее буркой, духоборы находят это сооружение отличным „домом". А за неимением шпал многим приходится, выбрав посуше бугорок, примоститься там под частым кустиком, устроив из спасительной бурки нечто в роде шатра.

Несмотря на такие тяжелые условия, духоборы Северного участка не уходили с этой работы до глубокой осени. И лишь когда суровый мороз сковал землю и невозможно уже было больше работать, исхудалые, загоревшие рабочие вернулись домой.