Приёмка лесных работ
Главным в работе техника-лесовода, которым я в то время числился, была приёмка всех работ и написание нарядов. Теоретически выдавать задание лесникам и рабочим тоже должен был техник, то есть я или работавшая вторым техником Галина, но лесничему проще самому сразу до всех довести задание, выслушать и решить проблемы, возникающие при этом, а уж потом, обратившись к такой мелочи как техник, дать и ему задание: «и ты с ними!»
Торчать на делянке, если это не посадка лесных культур или отводы, при которых всем находилась работа, было скучно, приёмка выполненных работ производилась в конце месяца или по завершению одной делянки и переходе на другую, потому времени просто погулять по лесу было предостаточно.
Изготовив себе фотографию с квартальной сетью лесничества, я держал всегда в кармане одну из таких карточек, знакомясь с будущими делянками. Частенько доехав утром с лесниками к месту их работы, покрутившись немного возле работающих людей, возвращался в контору каждый раз новым маршрутом, не испытывая боязни заблудиться. Было интересно выйти на просеку и увидеть знакомые берёзы, мимо которых месяц назад один раз проходил, затем пройти по просеке до квартального столба и убедиться в этом.
Это в городе дома все одинаковые, а в лесу деревья все разные. Я потом и в больших городах дорогу по деревьям находил. Был такой случай. В Москве нас в гости пригласила одна наезжающая в деревню дачница. Объяснила, что до её дома от метро три остановки. Вышли из метро, сели на нужный автобус, доехали до нужной улицы, а попали совершенно в другую сторону от искомого нами дома. Сели и поехали обратно. Нужно было отсчитать три остановки до метро, потом ещё три. Зазевались и сбились со счёта.
- Всё, приехали, говорю жене, - видишь, рябиновая аллея? Там, где мы вылезали, такая же была, - и настоял на том, чтобы вылезти из автобуса именно тут. Вышли рядом с нужным домом. Так что деревья – самый надёжный ориентир.
А сколько раз слышал, когда старые лесники дорогу объясняли:
-Около раскоряченной сосны свернёшь!
Или:
-Там тройчатка стоит, не промахнёшься!
И не промахивался.
Зимой в этом лесничестве заготавливали двухметровые дрова и такой же длины тарный кряж, укладывая в штабеля высотой один метр. Потом приходилось всё это грузить вручную. Чтобы машина могла подъехать поближе, выносили и укладывали штабеля вдоль дорог. Обнимешь «брёвнышко» диаметром сантиметров сорок, чуть навалишь на себя и приподняв немного над землёй, шагаешь с ним по рыхлому снегу. Бывает, что по неопытности и завалишься. Поднимешь и дальше несёшь. Это я помогал по возможности, так как лесниками работали несколько женщин, которые и таскали эти кряжи наравне с мужчинами. И грузить помогал, потому как погрузка была тоже ручная, как лесники говаривали: «пердячим паром».
Честно говоря, поднимать более восьми килограмм мне было запрещено. Как раз весной проходил в этом районе очередную призывную комиссию, просился в армию. Хотя и не со своим годом, да думаю, отслужу. В Подмосковье каждый раз переносили мою кандидатуру на следующий призыв.
- У тебя, парень, какое зрение? – задал вопрос врач в первом же кабинете, с которого я начал проходить комиссию, стоматолог.
- Минус шесть, - удивился я его вопросу, - даже уже шесть с половиной.
- Что же они над тобой столько времени издевались, - оценил он работу прежних комиссий, - они тебя давно уже обязаны были комиссовать! – разъяснил доктор степень моей готовности к службе. Выписал мне направление на бесплатную вставку зубов «в качестве компенсации» и сказал идти сразу к окулисту.
На том всё для меня почти и закончилось. Свозили на областную комиссию меня и ещё с десяток таких же «неполноценных». Там военврач с большими звёздами на погонах только в глаз заглянул и тут же выставил из кабинета. А позднее, уже в райцентре, объяснили, что ослепну я в любой день, такая у меня плохая сетчатка, что работать с тяжестями мне нельзя, что нужно в начальники выбиваться, и так далее, и тому подобное.
Слушал я эти наставления и вспоминал, как на учебной практике в прошлом году в экспедиции, по двенадцать часов в день с топором и бензопилой до кровавых мозолей всё лето работал, дома дрова и сено грузил…
В общем, для себя я решил, что до «потемнения в глазах» больше напрягаться не буду, но от физической работы тоже не откажусь. И, знаете ли, ещё двадцать семь лет своими глазами на мир смотрел!
Летом наши лесники много собирали в кучи мелкого сухостоя, проводя мероприятие под названием «очистка захламлённости». Как-никак курортная зона! Заходишь местами в лес, а там кучи и кучи, метровой ширины и высоты, обычно длиной до девяти метров. С этими кучами у меня связана и первая в моей жизни «махинация».
- Валера! – позвала меня к себе в кабинет моя начальница, - нужно закрыть на одного человека триста кубометров очистки захламлённости, фамилию человека, на которого нужно наряд закрыть, я тебе скажу, и посмотрела на меня внимательно.
- Нужно, значит сделаем, - ответил я. Кстати сказать, за все три года работы этот раз был единственным, когда меня прямо толкнули на нарушение, то есть приписку. Больше такого не повторилось. Но почему я тогда всё-таки так относительно легко пошёл на это?
Риск испортить себе биографию я понимал. Именно из-за большой вероятности вот таких полупросьб-полуприказов я из Московской области и постарался уехать, хотя почти весь наш выпуск в тот год оставляли в Подмосковье. Но Марии Ивановне я уже доверял и ощущал, что у неё безвыходное положение. Глубже я не вникал.
Риск попасться был, в чём пришлось убедиться вскоре после закрытия того злополучного наряда. Хотя и визируется наряд потом ещё несколькими вышестоящими начальниками, первая подпись на нём моя! Мне и ответ держать, если что. И это уже не ошибка молодого специалиста будет, а корыстное нарушение! Корысть, правда, не моя, но…
Не знаю, кто где что и кому сказал, только сразу после закрытия этого наряда на проверку закрытых в нём работ выехала экономист с комиссией. Серьёзная была женщина, можно даже сказать, вредная. Организация наша работала большей частью на самофинансировании, поэтому любой финансовый вопрос, с которым подходили к директору, он начинал решать только после визы экономиста. Редко в какой организации в последующей своей работе я встречал структуру, в которой была настолько значима эта должность!
Сначала экономист вызвала меня к себе в контору. Наряды всегда сдаёт лесничий и то, что меня, маленького в этих делах человека вызвали в центральную контору, само по себе было необычным. А когда она положила передо мной это злополучный наряд, стало неприятно.
- Вы принимали эти работы?
- Да, я!
- Вы утверждаете, что эти объёмы сделаны?
- Да, утверждаю! – ответил я, не моргнув, что называется, глазом. Вот если бы она спрашивала, работал ли там тот «левый» человек…
- А я приеду и проверю? – пригрозила она и вскорости действительно привезла комиссию с проверкой.
Добрались до делянки и перед глазами комиссии предстало буквально море куч! Фактически там было две с половиной тысячи кубометров, да ещё триста мифических!
- Покажите, где лежат кучи прошлого месяца? – попробовала облегчить свою задачу грозный экономист.
«Счаззз! - подумал я про себя».
Я потому и чувствовал себя в относительной безопасности, что знал особенность этой делянки. Каждый месяц при приёмке работ кучи нумеровались, на правом переднем колышке каждой кучи записывался номер кучи и её габариты. Составлялась ведомость, в которой все результаты обобщались и на их основании писали наряды. Один месяц Галина принимала и оформляла, другой месяц мог я принимать или опять Галина. И каждый раз кучи нумеровались вновь! Я тогда вначале возмутился, сказал Галине, что попробуй, дескать, тут разбери, может это старые кучи подтесали, а мы их вновь принимаем.
- Да не шуми ты, всё время так принимаю, - ответила Галина, - наши не обманывают! А для себя я обычно примечаю крайние кучи, чтобы увереннее быть, - объяснила она мне.
И вот на этой делянке экономист хочет «найти концы»!
Для вида я немного потыкался, попутался, где какие кучи и потом предложил:
- Придётся, наверное, всё перемерять, не могу отдельно показать кучи именно прошлого месяца! – объявил я, злорадно про себя усмехаясь.
Дальше было то, на что я собственно и рассчитывал. Эту приёмку пришлось бы делать неделю, а то и более. Да к тому же умудриться не запутаться при повторной нумерации. По виду членов комиссии я сразу определил, что это им «совсем не улыбается». На том и отстали.
Некоторое время спустя я уже сам с «наглой мордой» пригласил экономиста в лес. Она неудачно решила сделать экономию и придралась к наряду на погрузку длинных сортиментов. Была у нас отдельная бригада, состоящая из одной семьи. В ней работали муж, жена и их сын. Муж прибыл из мест, не столь отдалённых, где освоил и валку, и трелёвочный трактор. Они втроём заготавливали за день столько, что потом неделю приходилось вывозить.
Вывозили на лесовозах, не оборудованными самопогрузкой. Поэтому для загрузки лесовоз становился между штабелем и трелёвочным трактором, а пачки древесины на него затаскивались в три приёма. При этом нужно было следить, чтобы пачка затаскиваемых сортиментов не перекосилась, не сползла с покатов, а последняя пачка затаскивалась уже при поднятых стойках и с изрядным грохотом переваливалась через них. Всё это сопровождалось треском прогибающихся покатов, звоном вытянутого на всю длину магистрального троса, которое сопровождалось ощущением, что сейчас что-нибудь треснет, лопнет, оборвётся…
Наряды закрывались на такую работу как ручная погрузка, хотя вроде как использовался трактор. Но приходилось ломами поправлять, придерживать, расцепливать. Да и разница между расценками на ручную и механизированную погрузку была не велика, но хоть что-то людям заплатить. И на этом экономист решила сэкономить!
Мария Ивановна хмурилась и готова была уже отказаться от повышенных расценок, тем более, что речь шла о небольшой разнице, но мне захотелось отстоять справедливость и, в нарушении субординации, в присутствии Марии Ивановны, я пригласил конторских посмотреть самим, какая это механизированная погрузка!
Пока расставляли технику, вытягивали трос, раздавались реплики приехавших женщин:
- Ну, вот, где же тут ручная погрузка? Вон и трактор используется! – я же просил чуть потерпеть.
Первая пачка шла хорошо, но звон натянутого, вытянутого метров на семьдесят стального троса заставил наших контролёров отступить на первые метров двадцать. Когда вторая пачка чуть не съехала с покатов и её пришлось придерживать ломами с одной стороны, стоя рядом со звенящим тросом, я на минуту отвлёкся, а потом нашёл контролёров у стены леса, на дальнем конце делянки.
Больше за три года моей работы в этой организации экономист не оспорила ни одного наряда на приёмку работ, на котором стояла моя подпись.