Коллективизация - 1

5

  Наступила зима 1929-30 годов. Это была зима суровая и тревожная, когда проводилась коренная ломка всего уклада деревенской жизни. В печати и партийных решениях это время именовалось "ликвидацией кулачества, как класса на базе сплошной коллективизации", а по сути дела это было разгромом и ликвидацией всего русского крестьянства и прямое насилие и издевательство над ним. Конечно, крупное общественное хозяйство имеет ряд преимуществ по сравнению с мелким единоличным, и исторический ход событий неминуемо должен был привести к укрупнению хозяйств и кооперированию в деревне. Единоличные хозяйства не могли обеспечить растущие города и промышленность сырьем и продуктами питания; но это укрупнение проводилось так грубо, жестоко, с такими ошибками, что оно навсегда останется позорной страницей в истории нашей партии и государства.

  Основная масса крестьянства к концу двадцатых годов жила неплохо, лучше чем при царизме. Землю помещиков и крупных землевладельцев поделили между крестьянами, произведя передел с учетом количества членов семей. Произошла нивелировка, так сказать, осереднячивание крестьянства. Всякий, кто хотел трудиться, мог жить не бедно. Конечно, были и бедняки; но это были, в основном, лодыри и лентяи, вроде милешкинского Доли или нашего коссовского соседа Алексея Басёнка.

  Крестьянин не хотел идти в колхоз. Мысль расстаться со своей землей, лошадью, коровой казалась ему чуждой, непостижимой. И для того, чтобы заставить его сделать это, были брошены все силы, и принята такая жестокая мера, как раскулачивание. Русский крестьянин всегда мечтал о сытой зажиточной жизни. Нужно было мечту эту развеять и путь к такой жизни закрыть. Были использованы самые низменные стороны характера русского мужика: зависть, сведение личных счетов, желание попользоваться чужим добром. И вот семьи наиболее трудолюбивых и зажиточных крестьян по указанию партийных ячеек и комитетов бедноты стали раскулачивать, т. е. отнимать у них сельскохозяйственных животных, машины и другое имущество, выселять из домов, насильно свозить к станциям железной дороги, как скот, погружать в товарные вагоны и отправлять, как тогда говорили, на Соловки. Конечно, небольшой остров в Белом море не мог вместить такую массу людей. Их отправляли и в холодные необжитые края Сибири, Забайкалья.

  Всю зиму друг за другом тянулись на восток эшелоны с несчастными, обездоленными людьми. Что их ждало в этих незнакомых суровых таежных местах!

  Много писалось о русском мужике. С любовью писал о нем Лев Толстой, о горькой доле его печалился Некрасов, несколько идеализировал его Тургенев, и обнаженно правдиво рассказывал Бунин. Но последняя страница его истории еще не написана.

  Наиболее здоровые и крепкие осели, обжились на новых местах, вступили в колхозы и, может быть, стали передовиками социалистических полей. Некоторым всякими правдами и неправдами удалось вернуться в родные края, осесть в городах, благо рабочие руки в период индустриализации всюду были нужны. Сколько безымянных могил особенно стариков и детей было рассеяно на этом скорбном пути?! Да и оставшемуся на местах большинству крестьян, именуемых отныне колхозниками, не пошло впрок отобранное "кулацкое" добро, долго метались они, не умея найти правильного пути, обнищали, обленились, растаскивая уже колхозное имущество, пристрастились к самогонке и постепенно перебирались в города. Оскудела, обнищала деревня.

Долго, около сорока лет налаживалось у нас колхозное производство, приходилось народу подтягивать животы и хлеб покупать за границей. Думаю, что по-иному было бы, если бы во главе государства стоял Ленин, а не этот упрямый и жестокий грузин.