Прости мама... - 9

  Сейчас, анализируя  свои воспоминания, а также мемуары, опубликованные другими авторами, пришёл к убеждению, что на жизненном пути любого человека, есть моменты, вспоминать которые – ох, как не хочется. И кое-кому удаётся забыть этот негативный опыт (а, проще, приспать память и совесть), всё-таки, насколько приятнее вспоминать и делиться с другими, своими положительными поступками. Но я, уже давно, усвоил для себя, правило – никогда не приукрашивать свои возможности и поступки. Надо уметь трезво оценивать свои грехи и достижения. Честно признанное прегрешение - легче исправить. И ещё одна особенность развития личности на протяжении всей жизни, по моему мнению, хотя могу и ошибаться на этот счёт, по мере взросления, человек, под влиянием сложившихся жизненных обстоятельств, кардинально меняется.

   Я не буду говорить о детских годах. В то далёкое время, мы ещё не можем сопоставить причину и следствие событий, которые происходят вокруг нас и, эти события, могут, иногда очень больно, зацепить нас, оставив нам шрамы в душе на всю дальнейшую жизнь. Но вот юность – это пора, когда начинает формироваться твоё сознание, закладывается матрица твоего поведения, начинаешь несмело решать, для себя, что такое хорошо, а что такое плохо. И здесь, огромное значение имеет, какие люди окружают тебя, как они, сознательно или несознательно влияют на твоё мировосприятие, чему учат в этой трудной школе взрослой жизни. В этом нелёгком обучении большое значение имеет любовь к чтению, влияние литературы на воспитание молодого человека огромно. А дальше, воспитывает или перевоспитывает человека, главный наш учитель – ЖИЗНЬ, и все те шишки, которые мы получаем от неё или радость от успехов, позволяют нам, как это делаю, сейчас, я, предупредить своих детей, внуков от ошибок на их собственном жизненном пути. И ведь обидно, что редко кто учится на чужих ошибках, все учатся на своих синяках и шишках.

   Поэтому я и хочу рассказать о своём печальном опыте становления и взросления. Это сейчас, я такой умный да грамотный, а тогда, в юности, не задумался, что всё, совершённое мной, ударит бумерангом, и больно, по моей бедной, любимой мамочке.  

Как я уже рассказывал раньше, детство моё, послевоенное, было голодное, нищее, а когда стал взрослеть, появились мысли о девочках, молодёжных вечерах в клубах. Летом мы спали в саду, на свежем воздухе, под звёздным небом и я строил фантастические сюжеты, как неожиданно разбогатею, куплю себе настоящие, кожаные туфли, одену их вечером,  вместо ненавистных парусиновых тапочек, и на свидание. Или куплю себе модный костюм, который даже представить себе не мог. С этими фантазиями и засыпал, а утром снова нищета.

   Закончил восьмой класс, мне четырнадцать с половиной, в голове одна мысль – где заработать денег? Возле магазина, на заборе, увидел объявление – «нужны подсобные рабочие». Не задумываясь, пошёл по указанному адресу. В кабинете сидит пожилой, седой, полный мужчина. На груди внушительная орденская колодка. Выслушал, внимательно осмотрел меня с головы до ног, долго молчал. Затем спросил:

   - Сколько лет?

Конечно, соврал:

   - Скоро шестнадцать, хочу заработать на туфли и костюм и маме на платок.

Предупредил, что работа тяжёлая, но если замечаний не будет – хорошо заработаешь.

   И вот, меня с товарищем (студент музучилища – хотел купить себе профессиональную гитару) назначили в бригаду мастеров по укладке булыжной мостовой. В то время, в нашем городе, асфальтовых дорог не было, везде были булыжные мостовые. Труд этих мастеров был невероятно тяжёл – восемь часов на корточках, под летним, жарким солнцем, и, всего час, на перерыв. В бригаде было три мастера и мы – два подсобника. Меня поражала их выносливость. На такой труд могли идти только люди, у которых не было выбора – их просто нигде не брали на работу. Почему? Просто это были бывшие зэки – старший из них, его все звали – Бугор, мужик, лет пятидесяти с мощными бицепсами, весь чёрный от загара, говорил негромко. Его слово, приказание, выполнялись без возражений. Два других мастера – Коленька и Метла, тоже чёрные от загара, были болтунами и балагурами. Первые рабочие дни, для нас, подсобников, конечно же, были проверкой на выносливость, и мы её выдержали, с честью. Нужно было таскать песок и булыжники. Мастера получали деньги за квадратные метры уложенной дороги, поэтому темп работы был очень высокий. В первые дни было тяжело, но, постепенно, мы начали втягиваться. Правда, по ночам ныли все мышцы и тяжко было просыпаться утром.

   Через несколько дней, мы почувствовали даже симпатию к нам со стороны мастеров. Когда садились обедать, в тени, на травке, они заставили нас сесть с ними и разделили всю свою еду на всех. Видимо увидели, как бедненько, мы со студентом, питались. Так за обедом и разговорами мы стали знакомиться с их непростыми историями жизни. Оказалось, Бугор, провёл в заключение около двадцати пяти лет. Первый срок, пятнадцать лет, получил за участие в каком-то студенческом политическом движении, пять лет добавили в лагере, на Колыме, за участие в массовых драках с уголовниками и ещё четыре по подозрению в убийстве сокамерника. Как он рассказывал, это всё за строптивый нрав. Судить, правда это или нет, не могу, свидетелем не был, но для меня, молодого пацана, это было впечатляюще. Двое других, были друзьями детства, вместе росли, вместе воровали, хулиганили. Закончили только семь классов и решили, срочно, разбогатеть и смыться в Америку. Но после неудачного ограбления ювелирного магазина загремели не в Америку, а на Колыму, один на семь, а другой на десять – за покалеченного охранника.

   Там, в лагере, на Колыме, познакомились с Бугром. Он взял над ними шефство, опекал их, так как обладал большим авторитетом среди заключённых, стал им вместо отца. К слову, у обоих не было отцов. По их рассказам, они ожидали скорого освобождения ещё двух своих товарищей, чтобы создать полноценную бригаду строителей. После таких разговоров, рассказов, в моей черепушке создавался, возникал ореол залихватской, геройской уголовной жизни. Рядом с ними хотелось тоже быть смелым, обладать авторитетом среди товарищей, чтобы девушки обращали внимание на тебя. Теперь, по вечерам, когда выходил в город, на «шляндровскую» (так мы называли центр города, где, по вечерам гуляла молодёжь), познакомился с отчаянными ребятами. Они добывали, по известным им адресам, самогон и мы, причастившись в подворотне, могли похулиганить, подраться. Это часто заканчивалось прогулкой в отделение милиции. Вот тут уже доставалось хлопот и переживаний моей маме. Как жаль, что это уже не изменишь, не повернёшь годы вспять.

   Анализируя то время, понимаю, что к таким поступкам, скорее всего, подталкивала та убогая, нищая жизнь, то идиотское, ненормальное поведение отца, всё то, «счастливое», послевоенное детство и юность. Мало этого, так ещё и подлость, низость друга детства чуть не усадила меня на скамью подсудимых. С Лёней мы жили на одной улице, с первого класса учились вместе, я часто бывал у них дома, его мама меня любила и всегда, когда я приходил к ним, садила меня покушать (она знала о наших достатках и выходках моего отца, жалела меня). Жили они богато. В старших классах мы стали ходить в стрелковый клуб, мне очень нравилась стрельба из пистолета. У меня, как говорил мой инструктор, были отличные перспективы на будущее. Я завоевал второе место, среди юношей, на областных соревнованиях.

   Но произошло ЧП, в тире был вскрыт сейф и пропал пистолет Марголина. Всех, кто в тот день тренировался, стали вызывать в отделение милиции, к следователю. Майор Г. очень хотел выслужиться, он должен был раскрыть это преступление любым путём. Из всех подозреваемых, к вечеру, остался только я. Уже ночью, майор приступил к допросу. Но ведь я не трогал этого пистолета, поэтому вёл себя уверенно, можно сказать, нахально. Это бесило следователя, он пригласил в кабинет двух молодых, крепких парней (это были стажёры), они, со знанием дела, стали выбивать нужные показания из меня. Молодцы, работали умело, не оставляя явных следов на теле. Но, не мог же, я, признаться в том, что не совершал, вот тогда майор и сорвался, со всей силы нанёс удар, снизу, в левую челюсть, видимо забыв, что у него в руке пистолет, рукоятью которого, до кости рассёк левую челюсть. Так как всё в кабинете залило кровью, пришлось ему вызывать врача, который остановил кровотечение и, наложив три шва, закрыл рану.

    Этот шрам остался на всю жизнь, а, в то время, я очень гордился полученной «боевой» раной, можно было хвастаться перед братвой. Но, если я гордился собой, то для мамы – это был страшный удар, да ещё следователь (настоящая скотина), такого ей наплёл, пришлось её отпаивать сердечными каплями. Когда мама ушла, следователь, вдруг, вышел из кабинета, оставив меня одного. И я увидел на столе бумажку со знакомым почерком – это были показания друга Лёни, прочитав которые, я обомлел, он описывал выдуманные разговоры, в которых я уговаривал его на кражу оружия, чтобы потом ограбить какой-нибудь магазин, описал – из какой я неблагополучной семьи. Я был шокирован. Видимо этого эффекта и ожидал следователь. Сразу, после прочтения мной, этого вранья, он вошёл и заявил:

   - У нас достаточно материала, чтобы посадить тебя лет на пять, а пистолет ты выбросил в речку.

   Но мама боролась за мою судьбу. Оказывается, она, когда-то, дружила с женой начальника Областного Управления милиции. Она никогда не рассказывала, чего стоила ей эта борьба, но утром, после бессонной ночи, меня вдруг выпустили из «обезьянника» и, в сопровождении следователя, повезли на Пушкинскую в Управление милиции. Пока ехали, майор несколько раз предупредил:

   - Держи рот на замке, иначе пожалеешь.

Когда нас ввели в кабинет, я увидел, за огромным столом, симпатичного, чуть седоватого генерала.

   - Докладывайте: - негромко приказал он.

И после доклада майора, спросил меня:

   - Что скажешь в оправдание?

Я стоял, молча, только искоса поглядывая на майора, это не прошло мимо внимания генерала.

    - Ну-ка, выйди, подожди в приёмной:- приказал майору.

   Когда он вышел, генерал подошёл ко мне, взял за плечо и усадил на стул, сам сел рядом. Мы, в тот день, долго беседовали с ним. Он поверил, что я не виновен, и, после беседы приказал отвезти меня на работу. Так я потерял друга и до сих пор не здороваюсь с ним. Зато, какой авторитет приобрёл среди своих друзей. За свой тяжкий труд, действительно, получил хорошие деньги. С мамой купили мне шапку, костюм, кожанные туфли, куртку – москвичку, а ей – красивый платок и духи «Красная Москва». Я, теперь, знал цену, заработанным деньгам.