Радости западнодвинской жизни - 2

В первую же весну нашей жизни Орест взял меня с собой в лес, на руках перенес через разлившийся ручей, и мы ушли далеко и вдруг увидали зайца меж голых еще стволов. Он, не раздумывая, вскинул ружье, выстрелил и убил зайца. Но что с ним сделалось! Он почему-то заткнул уши и повалился на землю. Была весна, зайцев бить было нельзя, Орест выстрелил только для того, чтобы покрасоваться передо мной. Встал, а подойти не сразу решился и твердил, что если это окажется зайчиха, ожидающая потомства, - тогда конец. К счастью, это был самец, мы его не взяли, закопали, и Орест попросил меня ничего не говорить отцу о его провинности. А в другой раз, глубокой осенью, накануне октябрьских праздников, убив утку, упавшую в озеро далеко от берега, он разделся донага и кинулся в воду, чтобы ее достать, и вернулся весь синий, и мы тут же разожгли костер и долго грелись у огня. В охотничьем походе ничего не нужно говорить, все понимаешь с полуслова. Осень, уже холодно, тишина золотого вечернего леса, красноватая гладь реки под уходящим вечерним солнцем, и вот летят утки - одна, две, три, крякают; выстрел, не нарушающий, а подчеркивающий тишину.

Мы завели собаку. Орест ездил покупать ее на соседнюю станцию к леснику. Щенок продавался как английский сеттер, но оказался не чистопородным. Но я не видела собаки более милой, чем наша Джильда (как только ни называли ее западнодвинцы, охотники, Орестовы приятели - Жильба, Жулька, чаще всего - Жильда). Черные уши, быть может, недостаточно длинные, умильная морда с ласковым выражением (ласкаясь, она улыбалась во весь рот, обнажая розовые с черным десны), быть может, недостаточно слюнявая. Шелковая белая шерсть с черными крапинами, быть может, чересчур крупными. Вот мы с ней на фотографии в поле цветущих ромашек. В то лето я ждала ребенка; счастливая, сижу в этих ромашках, смеюсь, прижимаю к себе совсем еще маленькую Джильду. Орест не сумел ее натаскать по-настоящему, всегда об этом было больше разговоров, чем дела. Но охотницей она была тем не менее великолепной, отважно бросалась в воду и преданно несла добычу, деловито хрустела ветками в чаще до тех пор, пока не найдет там птицу. Одного только она не умела - того, что генетически заложено в чистокровном сеттере - не делала стойки, не замирала в нужный момент, дожидаясь команды хозяина.

Бедная Джильда! Орест любил ее, но не жалел. Однажды, отправившись в дальнюю деревню на мотоцикле, он ехал на полной скорости километров 20, а собака бежала за ним, почти не отставая. Но добежав, она еле вошла в избу и почти сутки не вставала с места, не смотрела на хозяина и не пошла за ним, когда он позвал ее в обратный путь. Джильда умерла в Москве, двенадцати лет. Она была уже очень больна, и врач отказывался ее лечить, говоря, что у нее все внутри поражено раком. Последние дни бедная собака не могла лежать и спала сидя, тяжко, громко дыша; иногда сон смаривал ее, она валилась на пол и с тихим визгом тут же поднималась и выпрямляла передние лапы. Мучения ее были, по-видимому, нестерпимы, и я сама отвезла ее в лечебницу. Джильда спокойно подставила морду санитарке, платком завязавшей ей пасть, и пошла за ней медленным тихим шагом, так что, мне казалось, она понимает, куда и зачем ее ведут.

Летом мы ходили в дальние, дальние прогулки. Фотографии: вот я сижу на корме старой лодки, в руках - кувшинки, на гладко причесанных волосах белый платочек, и такое спокойное, умиротворенное лицо. Это мы на далеком Фофановском озере - огромном, пустынном и тихом, с островами и заводями; а вот я с удочкой на берегу реки; вот мы с Леночкой лет четырех, она у меня на плечах, а рядом мой бывший ученик Валерка Пестун - весело шагаем берегом реки по цветущему летнему лугу, о чем-то болтаем, смеемся.

До рождения дочки в 1953 г. я непременно два-три раза в год ездила в Москву - на зимние каникулы и летом в отпуск, а иногда еще и весной. Ольга Павловна принимала меня в Москве как родную в любое время года, дня и ночи. А как много значили для меня эти поездки! Жизнь здесь, в Москве, шла совсем в другом измерении - другие люди, другие отношения, другие темпы, другие занятия, впечатления и разговоры. Ленинская библиотека, где я набрасывалась на толстые журналы. Листала, читала, знала все, что печаталось. В Москве новые встречи, знакомства, дружбы.