|
|
11 июня* * Запись карандашом, беглым почерком. См. примечание к записи от 7 июня. Сектант из под Керженца толкует с толстым купцом Иваном Матвеичем. Они знакомы, пьют и закусывают вместе. Сектант одет по крестьянски, но видно торговец или подрядчик из мелких. Купец говорит красно, сектант пытается прекратить разговор. — Я что, я тебе отказываю, то есть спорить. Потому, я православный. А они бы тебе могли ответить; могут, брат Иван Матвеич, верно. — Ты православный? — Я... чай знаешь,— троих кстил. — А сын 15 лет некрещеный ходит. — Ну, тот действительно... Будет... выпьем лучше. Она вера-то, без дел мертва. Дела-те спасают. — Нет врешь. Почему-же теперича в четьи-минеях написано: жил еврей богобоязненный и в тайности молился Христу. Вот ушел к себе значит в спальную, зажег лампадку перед крестом-иконой, молится! Только и приди на тую пору другой знакомый, по торговому делу. Спрашивает теперича этот самый знакомый еврей у еврейки: где, грит, твой муж? "А не знаю, грит, ушел куда-то". А он возьми и приотвори дверь. И видит, что стало быть тот стоит на коленях, лампадка у него зажжона и молится Христу на кресте распятому. А, думает, вот оно что, пойду же я присоглашу свой синедреон. И присогласил. Пришел значит, атаковал дом... А тот себе молится, больше ничего, значит не отступает. Вот они порешили так, чтобы сделать как мол деды наши сделали. Этот самый крест поставили, давай его тыкать копьем. А после того дескать и того еврея, который молился тоже распнем. Только ткнут в один бок,— потекла кровь и вода. Что такое? Давай, говорят, еще в другой бок. Ткнули опять — опять, братцы мои, тоже. Вот оказия! Стали они сумлеваться. Веди говорят больных. Пущай же если он действительно есть Бог,— так пущай больных исцелит. И что же вы думаете: приведут слепого — видит, хромого — скачет, бесноватого — от беса исцеляется. Так вот оно ка-ак. Один мужик весь город обратил. Вот она благодать от изображения Христа распятого, а вы иконы отвергли. — Постой, Ив. Матв. — погоди,— тянется сектант.— Погоди, я те скажу. А как же сам ты из Четь-Минеи сказывал про тех-то троих. Они нешто на икону молились. Только и знали: "трое нас, трое и вас, помилуйте нас". А как вашего архирея оконфузили. Купец немного огорошен. — Оконфузили, чем? — А тем, что пришли к нему по воде, аки по сухопутью. — Сколько ты, брат, глуп, что так говоришь, — горячится купец...— Ты думаешь им то лестно, что по воде идти, или архирея сконфузить. Им это вовсе не лестно, а что ищут наставления. — Нет, погоди, не о том. Подымается шум. Кто-то кричит: "А 105-е слово, ты, купец, знаешь-ли?". — Знаю 105-е слово, о светопреставлении, ты-то сам знаешь-ли... — Ну, ну, брось,— примирительно говорит сектант.— Ну, выпьем. Оно об вере что говорить. — Большое от веры заблуждение бывает,— философски замечает кто-то. — Трудно говорить. Кто разберет. Тут сам Христос приди, и тому не поверят. — И-и, бяда! Еще самого обидют. — Особливо вы, Дунькиной веры. — Нет, не мы, а вы. Ты, ваше степенство, первый давно бы ему плюхи две закатил. — Врешь, не закатил бы!.. Это мы так разговариваем, как Хвост с Полыгаловым. Значит Хвост разоврался, ходит по комнате. А Полыгалов лежит на кровате трубочку покуривает. — А слыхал-ли мол ты, Полыгалов, как в Америке три поля снегу сгорело, да два озера. Третьему не миновать бы сгореть надо, да огород помешал. А Полыгалов сплюнул маленько и отвечает. — Слыхать не слыхал, а на базаре рыбы паленой много видел. Не иначе думаю, как только с горелых озер той рыбе быть. — А вот (Хвост опять) в городе Нью-Орге купец знакомый дом себе выстроил. Столь высок этот дом, что курицы по крыше ходют звезды с неба клюют. Это видал-ли? — Не совру, этого не видал, говорит Полыгалов,— квартала три не дошел до того дому. А на улице видел — петух пол-солнышка действительно таскал! Комара оцеживаешь, верблюда глотаешь. |