Дневник путешествия нашего из Читы

   ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ НАШЕГО ИЗ ЧИТЫ[Разрядкой отмечаем те места, которые являются буквальным воспроизведением записи Штейнгеля.]

1830

        Чита. Мы разделены были на две партии; первая должна была идти под начальством плац-майора, а вторая под личным надзором самого коменданта  [У Штейнгеля записано так: «По предварительному распоряжению мы расписаны были на две партии, из коих первая должна идти под начальством плац-майора, а вторая с самим комендантом». Комендант — Станислав Осипович Лепарский; плац-майор, племянник его — Осип Адамович Лепарский.] . Все мы разделились по юртам, т. е. по пяткам, число людей, могущее вместиться в юрте; я был в пятке с братом, Торсоном, Розеном и Громницким [Брат — Михаил Александрович Бестужев, автор известных Воспоминаний; остальные — Константин Петрович Торсон, б. моряк, — ближайший друг Бестужевых, вместе с ними впоследствии живший на поселении в Селенгинске. Андрей Евгеньевич Розен, автор «Записок». Он был хозяином этой партии и все время шел впереди, как сообщает об этом в своем дневнике Штейнгель. Петр Федорович Громницкий, член О-ва Соединенных Славян.] . На каждых двух человек назначалась подвода для поклажи скарбу под предлогом хворым, а т. п. разрешили иметь свои повозки. — Мы просились во
вторую партию.
        Августа 7. Поутру в ненастную погоду выступила первая партия. — Все остальные наши товарищи из прочих 2-х казематов были переведены к нам, в большой каземат.

9-го. Поутру в 9-м часу выступили и мы. Взвод солдат впереди и сзади, по бокам цепь солдат и конных казаков окружали нас. Народ толпился у ворот каземата. — Все плакали, прощаясь с нами и наделяли желаниями на дорогу [Далее в записи Штейнгеля:
«Взвод солдат в авангарде, другой в ариергарде, конвойные по сторонам, — все с примкнутыми штыками и, сверх того, несколько конных казаков с пиками; мы в середине, около своих возов. Народ толпится около ворот. Служившие у нас прощались и плакали».] . — Я решился идти пешком, не смотря на дождь и слякоть, которые, как казалось, в самом начале хотели испытать мою решительность[О решении идти пешком упоминает и Штейнгель. «Не смотря на дождь и грязь, почти все шли пешком. Я предположил выпить чашу, не проронив ни капли».] . — Комендант нас обогнал, чтобы переправить через Читу, до коей 4 версты. — Я любовался проворством ловких бурят, переправлявших нас. — Дождь не переставал. — Холодно. Переправясь, мы пошли скоро.
        Чита скрылась, мы вышли на Ингоду, оставив за собой вправе Кинонское озеро. Прекрасные виды!
        Остановились в юртах при деревне Черной. — Для нас назначалось 7 юрт, 8-я для офицера. Для коменданта поодаль [Сравнительно с записью Штейнгеля — допущены только некоторые стилистические изменения в первом абзаце.]  — еще для караульных солдат. Етот трудной переход в такую погоду нас измучил — все думали только о спокойствии
— я тоже — даже забыл полюбоваться природою, на которую я в первой раз мог взглянуть не через железные решетки тюрьмы. — Но впрочем и не на что было любоваться. Природа была угрюма. Я спал как мертвой.

10-е. Переход до станции Домно-Ключевской (20 верст, 13 дворов). Близ самого станка встретили нас буряты, посланные тайшею и перевозили на лошадях через топкое место. — Везде мостки, пастилки. Какая заботливость, чтоб мы не промочили ножки. Это было для нас забавно [Последняя Фраза у Штейнгеля — в таком виде: «Везде мостки: видна заботливость, чтобы не подмочило ног! Это нас забавляло».] .

11 числа. Дневка, дождь, — скука и досада, что нельзя полюбоваться видами. — Юрты наши; промокают. — Но мы — все люди мастеровые — мы кое-как нашли средство избавиться беспокойств на ночь. — В других юртах были смешные сцены. — Редкой проспал без омовения.

11-е. Дневка. Дождь — в юртах сыро и холодно. — Доброй Смолянинов приходил прощаться с нами. Три предмета только заставляют меня жалеть о Чите: живописные окрестности, прекрасный климат и доброй Смолянинов[Семен Иванович Смольянинов — горный начальник Нерчинских заводов. Семейство Смоляниновых оказывало много услуг декабристам в Чите. Наиболее полно и подробно об эхом рассказывают в своих мемуарах — П. Е. Анненкова и Дм. Ир. Завалишин. Дочь Смольяниновых — Апполинария в это время была уже невестой Завалишина. Брак их состоялся по выходе Завалишина на поселение — в 1839 году.] ! О климате я говорю сравнительно с Петровским.

12-е. Переход до станции Ширихонской (    верст 23 двора). Чертовские дороги! — По колено в грязи, по камням в проливной дождь, мы переходили Яблоновой хребет. На самой вершине у креста мы сделали привал. Спустившись с хребта — дождь перестал. Получили газеты.

13-е. Переход до деревни и станции Шакшинской (15? верст 6 юрт). Погода переставала хмуриться. Но дорога — одна грязь. Любовался Шакшинским озером. — Юрты нашли на сыром месте. — Но зато вечер нам улыбнулся[В записи Штейнгеля: «Погода — порядочная, но дорога очень грязная. Любовались видом Шакшинского озера. Юрты свои нашли на сыром месте, но зато небо прояснилось, и ночь была прекрасная».] . — Какая ночь!

14-е. Дневка. В таком походе трудно читать что-либо сурьезное. Усталость, сон и беспрестанное развлечение не слишком хорошие союзники головным занятиям — и потому я взял Скриба. И в самом деле, я не мог выбрать лучшей книги в подобных обстоятельствах. — Душа и сердце мое были настроены к поэзии. Прекрасные картины природы, беспременно сменяющие одни других, новые лица, новая природа, новые звуки языка, — тень свободы хотя для одних взоров. Ночи совершенно театральные, на ночлегах наших все, все увеличивало удовольствие чтения его милого, цветистого, разнообразного картинами театра.
        Шум и развлечение меня окружающими придавало большие прелести чтению. Я думал, что я в театре.

15-е. Переход до станции Кондинской (32 версты 15 юрт). Сильной, холодной ветер, но мы сделали переход весьма коро с одним привалом. — В левой руке у нас осталось озеро Иргень, но мы его не видели. — Легли опять при дожде[При упоминании озера Иргень, у Штейнгеля добавлено: «куда весною из Читы и других мест ходят с образом. Есть предание, что тут находятся мощи мучеников».] .

16-е. Дневка. Что за доброй народ эти буряты [О встрече с бурятами упоминают также Розен и Якушкин.] ! — Я бoльшую часть времени провожу с ними в распросах и разговорах. Некоторые хорошо говорят по русски, с другими я кое-как объясняюсь помощию составленного мною словаря. Это их удивляет. — Они мне рассказывали свои сказки, две или три я списал при помощи переводчика, но потерял — жалко. Там было много оригинального китайского остроумия — монгольских сказок почти совсем нет. — Песни их ужасно глупы. — Как мы забавлялись их удивлением, с которым они смотрели на нас! — Им так много натолковали про нас их заседатели, исправники и тайши (которые, в свою очередь, тоже бог знает какое имели о нас понятие), такие строгие отдавали приказания, что бедные эти мартышки в человеческом образе воображали нас с хвостами и крыльями подобно драконам (это их собственные слова) и каждую минуту думали, что мы улетим в хахирхай. — Как забавно было видеть их изумление, не видя в нас ни змей, ни чертей, а веселых и добрых малых, которые их кормили и поили до отвалу, смеялись с ними, шутили и даже говорили по ихнему. —
Бедные! — Приди мы несколько позже и может быть половина из них перемерли бы с голоду. — Боясь опоздать, местное начальство распорядилось юртами почти за целой месяц и эти несчастные за 200 и 400 верст брели высланные без куска хлеба, и из страху, чтоб они не разбежались, их не пускали шагу от юрт. — О tempores!.. [sic]

17-е. [Переход] до станции Вершиноудинской (32 версты 15 юрт). Выступили в 7 часов: дорога трудная, грязная, но не смотря на все это шли скоро и в 3 часа были уже на месте. — С половины дороги пошел дождь — я измок и прозяб. — В юртах в первый раз разложили огни[У Штейнгеля: «несмотря на трудную, грязную дорогу и дождь, с половины пошедший, в 4-м часу пришли на место. Я очень устал и прозяб, но в юрте в первый раз разложили огонь — и я отогрелся».] . — Мы тотчас устроили из дерна особливую печку для того, чтобы дым не расходясь по юрте выносило в хахирхай (круглая дыра сверху юрты). У нас все было славно устроено. — Дорожной погребец, где было помещено все нужное; складной стол, такие же стулья, койки и прочие вещи в минуту были собраны и мы располагались в юрте, как нельзя покойнее.
        Наш хозяин Розен кормил нас не роскошно, но славно. С ним мы только на дневках проводили около суток, в прочие дни он раздавал обед, тот же час отправлялся вперед, для того, чтобы на другой день, к прибытию нашему в юрты, приготовить обед.

18-е. Газеты: Известие о смерти английского короля и о Севастопольском бунте. —
        Очаровательной вечер[У Штейнгеля — «Прекрасный вечер» — и сразу после этого следует рассказ о Кюхельбекере (Михаиле Карловиче), принявшем Марс за Венеру. Смерть английского короля — Георга IV; «Севастопольский бунт — «чумной» бунт 31 мая — 3 июля 1830 г. Подробности о нем «Русск. Арх.», 1867 г. стр. 1375–1384 (по указанию Б. Л. Модзалевского в Сб. «Декабристы». стр. 137)] ! Ясное небо! Звезды горят ярко — кругом мрак. Окрест нашего стана пылают костры, около которых собираются разнообразные группы. В ярком пламени рисуются различные фигуры в различных положениях. Близкия деревья освещены подобно театральным декорациям; смешанный говор, ряд освещенных юрт, где мы видим одушевленные картины, и каждая из них носит на себе — особой отпечаток, бальзамической воздух — всё, всё очаровательно! — Очаровательны даже и не для узника, которому после тюрьмы и затворов, без сомнения, прелестен божий мир.
        Восхождение Марса — Кюхельбекер принимает его за Венеру. — Смех. Шутки. — Он потерялся и в замешательстве чуть не сожег юрты.

19-е. Переход до зимовья Домнинского (21 верста, 8 юрт). День прекрасный; дорога хороша; в час по полудни мы уже были на месте. Что за ночь! — Право бы не ложился спать. Но что делать — я не ангел, хочется и покушать, и поспать. — Пойду — перед сном Dans la variety посмотрю на шутливого Скриба. Спокойной ночи вам, звезды, луна и все красоты дикой природы![Этим заканчивается запись Ник. Ал. Бестужева — у Штейнгеля дневник доведен до 23 сентября, — дня вступления в Петровский завод.]


         

        Примечания (notes)





1

        Декабристы. Неизданные материалы и статьи, под ред. Б. Л. Модзалевского и Ю. Г. Оксмана — Труды Пушк. Дома при Акад. Наук, М. 1925 г., стр. 128–148.




2

        Подробнее об этом — в нашей статье «Стерн в восприятиях декабристов» Сб. «Бунт Декабристов», Лгр. 1925 г., а также П. Е. Щеголев: П. Г. Каховский П. 1921 г.; В. И. Маслов. Интерес к Стерну в русской литературе конца XVIII и начала XIX века — Ист.-лит. Сб., посвященный В. И. Срезневскому, Лгр. 1924 г.




3

        Об этнографических занятиях Н. А. Бестужева и его трудах, посвященных бурятской народности, см. М. Азадовский: Н. Бестужев — этнограф — в Сиб. Жив. Старине, III–IV, Ирк. 1925 г.; Вл. Вирченко, Литература о декабристах — Жизнь Бурятии,
1925 г., I–II.




4

        Разрядкой отмечаем те места, которые являются буквальным воспроизведением записи Штейнгеля.




5

        У Штейнгеля записано так: «По предварительному распоряжению мы расписаны были на две партии, из коих первая должна идти под начальством плац-майора, а вторая с самим комендантом».
        Комендант — Станислав Осипович Лепарский; плац-майор, племянник его — Осип Адамович Лепарский.




6

        Брат — Михаил Александрович Бестужев, автор известных Воспоминаний; остальные — Константин Петрович Торсон, б. моряк, — ближайший друг Бестужевых, вместе с ними впоследствии живший на поселении в Селенгинске. Андрей Евгеньевич Розен, автор
«Записок». Он был хозяином этой партии и все время шел впереди, как сообщает об этом в своем дневнике Штейнгель. Петр Федорович Громницкий, член О-ва Соединенных Славян.




7

        Далее в записи Штейнгеля: «Взвод солдат в авангарде, другой в ариергарде, конвойные по сторонам, — все с примкнутыми штыками и, сверх того, несколько конных казаков с пиками; мы в середине, около своих возов. Народ толпится около ворот. Служившие у нас прощались и плакали».




8

        О решении идти пешком упоминает и Штейнгель. «Не смотря на дождь и грязь, почти все шли пешком. Я предположил выпить чашу, не проронив ни капли».




9

        Сравнительно с записью Штейнгеля — допущены только некоторые стилистические изменения в первом абзаце.




10

        Последняя Фраза у Штейнгеля — в таком виде: «Везде мостки: видна заботливость, чтобы не подмочило ног! Это нас забавляло».




11

        Семен Иванович Смольянинов — горный начальник Нерчинских заводов. Семейство Смоляниновых оказывало много услуг декабристам в Чите. Наиболее полно и подробно об эхом рассказывают в своих мемуарах — П. Е. Анненкова и Дм. Ир. Завалишин. Дочь Смольяниновых — Апполинария в это время была уже невестой Завалишина. Брак их состоялся по выходе Завалишина на поселение — в 1839 году.




12

        В записи Штейнгеля: «Погода — порядочная, но дорога очень грязная. Любовались видом Шакшинского озера. Юрты свои нашли на сыром месте, но зато небо прояснилось, и ночь была прекрасная».




13

        При упоминании озера Иргень, у Штейнгеля добавлено: «куда весною из Читы и других мест ходят с образом. Есть предание, что тут находятся мощи мучеников».




14

        О встрече с бурятами упоминают также Розен и Якушкин.




15

        У Штейнгеля: «несмотря на трудную, грязную дорогу и дождь, с половины пошедший, в
4-м часу пришли на место. Я очень устал и прозяб, но в юрте в первый раз разложили огонь — и я отогрелся».




16

        У Штейнгеля — «Прекрасный вечер» — и сразу после этого следует рассказ о Кюхельбекере (Михаиле Карловиче), принявшем Марс за Венеру.
        Смерть английского короля — Георга IV; «Севастопольский бунт — «чумной» бунт 31 мая — 3 июля 1830 г. Подробности о нем «Русск. Арх.», 1867 г. стр. 1375–1384 (по указанию Б. Л. Модзалевского в Сб. «Декабристы». стр. 137)




17

        Этим заканчивается запись Ник. Ал. Бестужева — у Штейнгеля дневник доведен до 23 сентября, — дня вступления в Петровский завод.