Город Чкалов. Земля уральская - 4

Чтобы поставить точку (окончательную!)  в рассказе о моей предпринимательской, как говорят теперь, деятельности, дополню свой рассказ, забегая немного вперёд.

    Когда мы возвратились из эвакуации в Харьков, жизнь ещё долгое время была трудной, голодной. Постоянно хотелось кушать, особенно мне – мальчишке, бурно растущему в том, отроческом возрасте.  При этом  я по-прежнему увлекался театром. На удовлетворение этих запросов – и «низменных» - чего-нибудь поесть, и духовных – купить былеты в театр или кино -   требовались деньги.  Здесь мне здорово помог    харьковский Конный рынок, недалеко от которого мы жили. Бывая там после возвращения из эвакуации,  я обратил внимание, что   многие торговки   заворачивают  селёдку и другие подобные продукты в листы, вырываемые из толстых, красиво оформленных книг. Я же, фанатичный книгочей,   присмотревшись к этими книгам, с изумлением обнаружил, что это -  старинные издания  произведений русских   поэтов и писателей – Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Некрасова, Толстого и других,  в том числе,  и неизвестных мне тогда –  Писемского, Вересаева, Надсона.. Столкнувшись с таким  отношением к книгам рыночных торговок, я мгновенно сориентировался и предложил тёткам  сделку:  взамен на неудобные для них   книги с маленькими, плотными листами я принесу им газеты. Они охотно согласились.  Заворачивать селёдку в газеты значительно удобнее. Где  только смог,  раздобывал  газеты  и в обмен  получал  книги, которые  ещё не были  разорваны на листочки.

   Это было  настоящее богатство!  Дореволюционные издания известного издательского дома Маркса!  Роскошные обложки, хорошая, плотная бумага,  старинной вязью с виньетками выполненные начальные буквы каждой главы, богатые иллюстрации, переложенные тонкой, нежной, шелковистой бумагой, типа папиросной, только более качественной. Кроме книг, в результате этого  обмена у меня в руках  оказались  и ноты - старинные клавиры оперы  «Евгений Онегин» и  Первого концерта для фортепиано с оркестром П.И. Чайковского.

    Где базарные торговки раздобыли эти книги и ноты, ума не приложу. Наверное, в домах харьковских интеллигентов, бежавших от немцев.  Многие из  книг, прежде чем пустить их  «в дело», я перечитал.  Помню, какое большое впечатление  произвели на меня стихи ранее нигде не встречавшегося,  очень рано умершего поэта С. Надсона. До этого такой «упадочнёйшей» поэзии, как говорили в то время, я не читал. В моей, юной душе «молодого Вертера» она нашла довольно сильный отклик, в какой-то степени даже навеяла  серьёзную  тоску. Особенно  полюбились и до сих пор запомнились строки:

Не говорите мне: он умер –

Он живёт!

Пусть жертвенник разбит –

Огонь ещё пылает!

Пусть роза сорвана-

Она ещё цветёт!

Пусть арфа сломана-

Аккорд ещё рыдает!...

   Не ручаюсь за точность – всё по памяти!

 Рассказывая об этом неравноценном обмене -  старинных книг на газеты, придётся покаяться.  Хотя отношение к  книгам вообще, тем более, к таким, у меня было не просто уважительное, а даже трепетное,  в конечном счёте, я использовал  их  далеко не по должному назначению: поставить на книжные полки  (которых в нашем доме, кстати, и не было!), любоваться, читать и хранить для себя и будущего  потомства. Увидев эти книги у торговок селёдкой, я,  прежде всего,   вспомнил о  букинистическом магазине, в котором не раз бывал.  Помню, он находился на площади Тевелева. Книги там я не покупал, денег на это не было, только любовался ими. Подолгу, с умным видом  листал, чтобы  хоть немного почитать что-нибудь старинное. 

  При виде же того, как тётки на базаре  используют такие  книги в качестве  обёрточного материала для селёдки, у меня сразу  созрел   далеко не гуманитарный план.  Прочитав часть  книг,  я относил их в букинистический магазин и продавал. Наверно, платили за них мне не очень много. Тогда я даже не подозревал, что есть знатоки,  собиратели  книг, готовые платить за такую ценность немалые деньги. Зачем, считал я, это делать, когда есть библиотеки?  Только намного позже, когда поумнел и появилась возможность самому собирать библиотеку, понял, какую непоправимую ошибку совершил тогда.  То были бы бриллианты в коллекции любого книголюба…