1942_01_1

Что-то он нам принесет, этот самый 42-й? По поводу столь необычного и радостного события всю ночь была стрельба. Но без артиллерии. По-видимому, и те и другие только забавлялись. В городе одна забава кончилась трагически. Немцы были у своих кралечек. Офицеры. Напились и начали издеваться над девушками. Те защищались и во время драки упал светильник и дом загорелся. Девушки бросились бежать, а офицеры стали за ними охотиться, как за кроликами. Трех убили, а одну ранили. Убили, чтобы девушки не рассказали обо всем происшедшем. Раненую на утро подобрали и отвезли в госпиталь. Начало года будто не предвещает ничего хорошего.

Опять началась работа в бане. Господи, когда же кончатся эти ужасы. Немец-конвоир хотел избить палкой умирающего военнопленного. Банщицы накинулись на конвоира и чуть его самого не убили. И это — голодные, запуганные женщины. Я была внизу в своей камере и, слава Богу, ничего этого не видела.

Комендант хотел было отправить раненую на Новый год девушку «в тыл». У нас теперь очень боятся этого слова. У некоторых врачей нашлось мужество не позволить этого. Пригрозили, что донесут высшему командованию о причинах ранения. А немцы боятся публичности и все гадости стараются делать под шумок. Пока удалось отстоять. А там, может быть, комендант переменится. Они меняются по нескольку на месяц. Конечно, это война, фронт и прочее, но от потомков Шиллера и Гёте ожидалось бы что-то другое. Между прочим, есть вещи, творимые этими самыми европейцами, которых русское население им никак не прощает и особенно мужики. Например: немцам ничего не стоит во время еды, сидя за столом, [испортить] напортить воздух. Об этом нам рассказывал со страшным возмущением один крестьянин. Он просто слов не находил, чтобы выразить свое презрение и негодование. И это естественно. Русский мужик привык к тому, что еда — акт почти ритуальный. За столом должно быть полное благообразие. В старых крестьянских семьях даже смеяться за едой считается грехом. А тут такое безобразное поведение. И еще то, что немцы не стесняются отправлять свои естественные надобности при женщинах. Как ни изуродованы русские люди советской властью, они пронесли сквозь всё страстную тягу к благообразию. И то, что немцы так гнусно ведут себя, причиняет русскому народу еще одну жестокую травму. Он не может поверить, что народ-безобразник может быть народом-освободителем. У нас привыкли думать, что если большевики кого-то ругают, то тут-то и есть источник всяческого добра и правды. А выходит что-то не то. Эта самая Европа поворачивается к нам не тем боком. Среди военнопленных уже ходит частушка: «Распрекрасная Европа, Морды нету, одна …»