Предисловие к дневникам - 3

Начавшаяся война и политический кризис принесли новые проблемы. Страницы дневника за 1915 год содержат записи, в которых получили отражение переживания автора. Большое внимание было уделено Г. Е. Распутину и связанным с ним слухам, дискредитирующим правящую династию. В связи с неудачами на фронте и в тылу, менялось и отношение к Николаю II. Крушение самодержавие было встречено Тихомировым, как закономерное событие. В это время он был в Москве, и супруга сообщила ему из Сергиева Посада, что их дом посетили представители новой власти, угрожавшие арестовать Льва Александровича, как редактора "опоры реакции" - газеты "Московские Ведомости". Тихомиров предпринял ответные действия, и вскоре газеты сообщили, что 8 марта он явился в милицию и дал подписку: "Я, нижеподписавшийся, Лев Александрович Тихомиров, даю сию подписку в том, что Новое Правительство я признаю, и все распоряжения оного исполню и во всем ему буду повиноваться"[1]. Опасаясь возможных репрессий, Тихомиров решил прекратить вести свой дневник, но на следующий день ему позвонила жена и успокоила, сообщив, что заходивший к ней комиссар удовлетворен информацией о подписке.

В конце мая 1917 г. Тихомиров и его двоюродный племянник Ю. К. Терапиано оказались свидетелями революционного митинга, за которым Тихомиров наблюдал, стоя на ступенях крыльца Храма Христа Спасителя. "Вся площадь, вся улица, все громадное крыльцо храма были заполнены народом. Толпа напирала, было душно и жарко. Шествие дефилировало бесконечно. Особенное внимание обращали на себя анархисты: они везли гроб, развевались черные знамена. Толпа орала и выкрикивала лозунги; множество солдат, расхлябанных и расхлестанных, без погон и поясов; многие из них были пьяны, шли под руку с девицами. В манифестацию влилась вся муть и накипь тогдашней революционной толпы. Оторвавшись на минуту от зрелища, я взглянул на Льва Александровича: никогда не забуду выражения страдания на его лице, как будто погибало что-то самое для него дорогое. Он был страшен"[2]. Чуть позже Тихомиров сказал "Я вспомнил, там, на площади <...> мое прошлое <...>, то, что было с нами <...> ради этого <...>"[3]. В это же время он записывает в дневнике: "Я ухожу с сознанием, что искренне хотел блага народу России, человечеству. Я служил этому благу честно и старательно. Но мои идеи, мои представления об этом благе отвергнуты и покинуты народом, Россией и человечеством. Я не могу признать их правыми в идеалах, я не могу отказаться от своих идеалов. Но они имеют право жить, как считают лучшим для себя. Я не могу и даже не хочу, не имею права, им мешать устраиваться, как им угодно, хотя бы и гораздо хуже, чем они могли бы устроиться. И точно - я отрезанный ломоть от жизни. Жизнь уже не для меня. Для меня во всей силе осталась одна задача, единственная: позаботиться о спасении души своей"[4].