Когда Вейцер объявил друзьям, что женится, — это была сенсация. Фанатик своей работы, угрюмый человек, заядлый холостяк!
В первой корзине полученных мною цветов лежало письмо от Л. М. Хинчука: «Они сошлись: волна и камень, стихи и проза, лед и пламень...»
Для отправителя все было ясно: артистка, значит, поэзия» и «волна», народный комиссар торговли — проза» и «лед».
«Если он — проза, — думала я, — значит, эта проза стоит всей мировой поэзии, а пламень его сердца в работе... разве мне с ним сравниться?!»
«Советская торговля есть наше родное, большевистское дело». Да, Вейцер чувствовал его родным. Он был поэтомсоветской торговли.
Наверное, где-то в самом глубинном измерении нас и сближало это полное романтики отношение: у меня — к театру для детей, у него — к торговле. Но фантазии, фанатизма, чтобы быть поэтом торговли, ему нужно было иметь куда больше, чем мне. Как остро он умел видеть, воспринимать, неожиданно и мудро действовать. Его авторитет был непререкаем, справедливым его считали все, кто знал.
Работать сердцем — какое это важное качество! Помнюнаши воскресенья — уже после того, как мы поженились. Он за письменным столом с грудой писем от потребителей, я—на дерматиновом диване напротив него. Передо мной макет — торжественный концерт 6 ноября 1936 года в Большом театре. На будущей неделе перехожу со своей тысячной ватагой на сцену Большого театра — уже сегодня надо сделать разметку мизансцен.
— Трудно тебе? — несется голос из-за стола.
—А тебе?
— Давай поменяемся. Я возьму твой картонный театр — ты возьми мои бумажки. .
Увы, я ничего не понимаю в этих столбцах цифр под заголовком «Проект выпуска холодильников». Зато Вейцер сосчитал все квадратики, которыми расчерчен пол макета, разделил тысячу сто участников на количество этих квадратов, точно «знает», по скольку детей надо поставить на каждый квадрат, — словом, решил за меня постановочный план.
Нам легко и весело друг с другом. Однако времени мало, макет снова у меня, он старается мне не мешать — гордится моей работой. Работаем старательно. И вдруг...
— Помоги мне! — Судя по тону, это уже не шутка, а всерьез.
Письмо от потребительницы народному комиссару внутренней торговли.
«Уважаемый товарищ!
Муж оставил нас, живу с двумя мальчиками, работаю машинисткой. Но я еще молодая женщина и еще мечтаю.
Может, это Вам покажется смешно, но одной женщине кажется, если она достанет что-то красивое из одежды, скажем, красный берет, — счастье снова ей улыбнется, а я мечтаю давно о меховой шубке, что стали продавать в Мосторге. Несколько месяцев мы с мальчиками во всем подсократились, чтобы купить ее, — и вот наконец я ее купила, пошла на службу, думала, все будут завидовать.
А оказалось — беда. Мех на этой шубе лезет: уже в трамвае, где я сидела, остались следы, а на службе бегали от меня товарищи, чтобы не стать волосатыми. Зачем терпеть насмешки? Я просила в Мосторге принять шубу назад — они сказали, что Ваше распоряжение этот товар назад не принимать.
Товарищ народный комиссар!
Отмените такое распоряжение, для меня эти деньги целое состояние».
Вейцер словно увидел эту женщину, ее двух мальчиков, задумался.
Потом я должна была звонить знакомым, которые, может быть, тоже покупали такие шубы в Мосторге,
Потом... словом, все было решено по справедливости.
И люди ему верили.
Однажды другая женщина написала письмо и через секретаря передала ему «в собственные руки». Она писала, что муж ее завмаг или инкассатор (уже не помню) к крупном магазине, начал играть на бегах, она случайно услышала, как он условился с другим игроком забрать выручку из магазина и поставить их «на верную лошадку».
По этому письму своевременно были приняты меры, и вынести деньги из магазина ему не удалось. За попытку ограбления муж этот был на некоторое время арестован, а ту, что написала письмо, Вейцер пригласил к себе на прием и поблагодарил ее.
— Если у вас есть какие-нибудь просьбы — я их исполню. Вы поступили честно. Женщина ответила сурово:
— Иначе поступить я не могла. Ничего мне от вас не нужно. Только никогда не говорите мужу, что это сделала я — он не поймет и не простит, а я люблю его, и у нас дети.
Мужа этого освободили из-под ареста, перевели на далекую от денег работу, и все было хорошо...
Свободное копирование
