В конце марта 1953 г. была объявлена широкая амнистия (ее называли неофициально "ворошиловская", так как под Указом стояла подпись Председателя Президиума Верховного Совета Ворошилова, но, конечно, решение о ней было принято коллективно). Амнистия имела огромное значение, так как уменьшала базу рабской системы принудительного труда. У нее были и отрицательные последствия - временное увеличение в некоторых местах преступности. Но главный ее недостаток был тот, что из нее были исключены политические статьи. Миллионы безвинных, миллионы жертв сталинского террора продолжали оставаться за колючей проволокой бесчисленных каторжных лагерей, в тюрьмах, в ссылках и на бессрочном поселении. Лишь через несколько лет большинство из них - те, кто еще был жив, - вышли на свободу. Это стало возможным только в результате постепенного освобождения страны от пут сталинского кошмара, при оттеснении из высшего руководства многих трусливых, циничных и жестоких соучастников сталинских преступлений. Как известно, это в значительной мере заслуга Хрущева и его советников в 50-х годах (среди которых, говорят, важную роль играл Снегов - в прошлом тоже узник сталинских лагерей).
Примерно через неделю после объявления об амнистии произошло еще одно важное событие - прекращение дела врачей. Первым среди нас узнал об этом Игорь Евгеньевич - он всегда слушал по утрам иностранные радиопередачи на коротких волнах, чаще всего на английском языке. Я помню, как Игорь Евгеньевич, запыхавшись, прибежал в этот день в отдел и еще от порога крикнул:
- Врачей освободили!
Через несколько часов мы уже читали об этом в советских газетах:
"Всех обвиняемых освободить за отсутствием состава преступления. Виновных в нарушении социалистической законности, в применении строжайше запрещенных законом приемов следствия (читай: пыток, подлогов, фальсификаций. - А. С.) - привлечь к строгой ответственности."1
Игорь Евгеньевич был совершенно потрясен и счастлив и только и мог повторять:
- Неужели дожили? Неужели, наконец, дождались?
Казалось, начинается новая эра. Конечно, как это часто бывает, Игорь Евгеньевич (и все мы) не только радовались действительно великому событию, но и делали из него очень далеко идущие выводы, которые оправдались не полностью и - некоторые - далеко не сразу. И все же самое страшное было позади. В эти дни, наряду с официальным сообщением, мы также с восторгом читали передовые "Правды": "Нерушимость дружбы народов", "Социалистическая законность". Кажется, такое было в первый и последний раз. Очень счастлив был и Яков Борисович. Он мне тогда сказал:
- А ведь это наш Лаврентий Павлович разобрался!
Меня несколько покоробило, но я только заметил:
- Разобраться не так трудно, было бы желание.
Пора было составлять последний итоговый отчет - с ожидаемыми характеристиками и описанием изделия, представляемого на испытание.
Завенягин просил написать отчет так, чтобы его можно было показать не только специалистам, но и "архитектору", и "инженеру-электротехнику". Архитектором по образованию был Берия, а электротехником - Маленков. Но архитектору скоро стало не до наших отчетов.