В поисках дерева. Из эмигрантского прошлого

          Один знакомый, живущий в Израиле, разразился гневной тирадой на безобидную фотографию оленей, которые жрали листья у нас во дворе: «Вы в Америке купаетесь в роскоши, и доллары вам на голову падают!» Помните нищих лису Алису и кота Базилио из Страны Дураков? Может, им удалось отыскать поле чудес в Америке и вырастить дерево, с которого золотые монеты сыплются, а я отыщу его?

        А начиналось всё с работы нянькой в небедной семье дочери раввина. Годовалый мальчонок оказался довольно шустрым, и пришлось бегать за ним, как на поводке, не оставляя без присмотра ни на секунду. При этом малыш ухитрился размотать несколько рулонов туалетной бумаги по всему дому, искупать в унитазе тряпичного мишку и опрокинуть на себя зеркало в человеческий рост, к счастью, ограничившись только громадным синяком на лбу. Усаживая ребятенка на качели, все время повторяла фразу, написанную на пластмассовом креслице: "Donotleaveunattendedchildinaswing" (Не оставляй ребёнка без присмотра на качелях). Таким образом, зубрила английский. В девяностые годы уровень жизни в Америке, оказался совсем не таким, как в совке. Сейчас не представить, что в 1992 году впервые в жизни увидала дайперсы, которые с немалой долей брезгливости приходилось менять. Работая два часа в день, получала десять долларов, а если полчаса — ещё два с половиной.

          В это же время у меня обнаружили и удалили опухоль мозга. Фортуна улыбнулась трижды: жила в Америке, опухоль оказалась доброкачественной и выкарабкалась. Наступил март. Прошло лишь три недели после операции, и, ещё еле-еле переставляя ноги, пришлось продолжить работу бебиситтера, так как никаких доходов не существовало. В наших краях практически нет пешеходов, разве, лишь иногда на улицах можно наткнуться на собачников, выгуливающих своих четвероногих питомцев. Хотя в тот год сугробов намело немеряно, сразу же сотни снегоуборочных машин очистили дороги от снега и отбросили его на тротуары. Муж помогал мне справиться с дорогой на работу. Мы садились на автобус и, выйдя из него, утопая в сугробах, с трудом передвигалась. Самой таких препятствий — не преодолеть. И все усилия, чтобы получить десять долларов. У нас даже не нашлось денег, чтобы заплатить за квартиру, и запросто могли оказаться на улице. Пришлось обратиться за помощью в еврейскую организацию, которая выделила деньги на оплату за один месяц.

             За десять долларов в день можно ноги протянуть, поэтому, когда знакомый американец предложил нянчить его девятимесячную дочку, с радостью согласилась. Девчушка хорошо ела, спала и никогда не плакала. Единственное, что хотел от меня Стив, чтобы ребёнок слушал музыку. Работала по двенадцать часов день с семи утра до семи вечера за три доллара в час. Папа девочки, ортодокс, предлагал есть все, что у них имеется. Ничего в холодильнике, кроме соусов и маленьких морковок, найти не удалось, и навсегда осталось загадкой, что они едят. Вскоре Стив потерял работу, синекура закончилась, и я оказалась не у дел.

         Следующую работу нашла в семье ортодоксальной миллионерши-израильтянки за шесть долларов в час, где впервые испытала на себе, как богатые угнетают бедных. В семье росло двое мальцов: одного года и пяти лет. Более мерзких детей, чем эти два, мне не довелось встретить в жизни. Да, простит господь Бог! Младший начинал орать с момента ухода мамаши на работу и заканчивал только, когда та появлялась. Вместе с орущим младшим в коляске, отводила старшего в школу, а в полдень забирала. Как известно, здесь учителя обращаются с детьми очень мягко, воспитывая ребенка, все разрешают, не делают им замечаний, а только хвалят, чтоб, не дай Бог, у ребёнка не развилось чувство неполноценности. Так вот, каждый день учителя пятилетнего бандита выговаривали, какой тот невозможный и избалованный. На что отвечала: "Говорите родителям, а не мне."

                Уходя на работу, хозяйка выдавала задания на день: пропылесосить особняк, погладить постельное белье в сто градусную жару, хотя в Америке никто этого не делает. Заштопать детские носочки, (это у миллионерши), выскрести газовую плиту от гари или микроволновку, почистить сковородки, вымыть мусорные баки и так далее. Когда вся чёрная работа в доме оказалась переделана, эксплуататорша приказала мне, чтобы находила сама, что выполнить, а когда та вернётся домой, отчитывалась, что и как сделано. Кроме этого, стерва подбрасывала кошельки с мелочью, чтобы удостовериться, не ворую ли я, и, на которые от брезгливости, даже не смотрела. Как-то родительница попросила остаться с детьми ещё на два часа, предложив 3 доллара в час. Отказалась. Тогда богатая владелица крупного бизнеса спросила: "А за пять останешься?" Согласилась. Голод не тетка. На что та отреагировала: «Мне необходимо посоветоваться с мужем." Супруг соблаговолил дать разрешение.

                 Продержавшись где-то пару месяцев, с каторги сбежала и устроилась нянькой в очередную ортодоксальную семью присматривать за четырьмя девочками: шести, четырёх, двух лет и трёх месяцев и выполнять домашнюю работу.

               Согласилась со страхом, не представляя, как справлюсь. К немалому изумлению, прижилась и работала в охотку. Получая шесть долларов в час, двести сорок в неделю, тыщу в месяц, ощущала себя богачкой. Все четыре девчушки оказались не похожими друг на друга, как внешне так и внутренне.

             Четырехлетняя Ривка — маятник, колебалась между двумя полюсами: очень хорошей и злючкой. Однажды в порыве злости стала лупить меня довольно больно кожаным ремнём с металлической пряжкой. Конечно, ремень отобрала. Решила ничего маме не рассказать, а справиться самой. Когда Ривка проявляла доброту, то старалась помочь в уборке. При этом страшно мешала, но я нахваливала и поощряла. Как-то Ривка привязалась, как банный лист, чтобы я нарисовала её портрет. Отнекивалась, как могла: "Я же не — художник, всего лишь бебиситтер, рисовать не умею.» Но она так орала, что пришлось уступить. Когда закончила набросок, с ней началась истерика. Она рыдала и сквозь слезы кричала, что рисунок отвратительный, и выглядит непохоже. К несчастью — абсолютная правда, и успокаивала рыдающую как могла.  Шестилетняя мудрая Дина меня утешала: «Молодец. Замечательно нарисовано.»

             Третья по возрасту, Иэл выросла в очень симпатичную двухгодичную милашку. С ней возникли другие проблемы: не понимала детский лепет. Нет, вы не подумайте, что у неё — плохой английский. Это у меня — ещё тот уровень. И так как Иэл произносила слова, у меня сроду не получится. Иэл вышла из себя и орала благим матом:

— Dolly, dolly! — тогда, вообще, не представила, что требует. И тут дошло. Оказалась, что она просто сама не могла дотянуться до куклы. Я спокойно втолковала ей, что английский не родной, и, если ей чего-то хочется, то должна показать. Что же меня больше всего покорило? Я всегда приносила с собой еду. Иэл с жадностью смотрела, как жую бутерброд. Догадавшись, что малышка не прочь отведать мой скромный ланч, спросила:

— Хочешь попробовать? — спросила я, и реакция двухгодичного дитяти сразила,

— Это кошер?

— Нет, не кошер.

— Тогда не надо, — отказалось.

                Проще всего — с Мойрой, та говорить не умела и плакала, только когда хотелось есть. Хозяйка запрещала держать крошку на руках, чтобы не приучать к ним. Повторяла:«Если ты будешь держать её, то мне придется тоже, а на это нет времени.» Однажды у Мойры поднялась высокая температура —102 градуса по Фаренгейту (39 градусов по Цельсию). Перепугавшись, позвонила Джуди на работу, ожидая, что та все бросит и примчит. Но мать спокойно среагировала: "Дай тайлинол." С нетерпением ждала, когда же, наконец, Джуди появится и побежит к дочери. Ничего подобного не произошло. Придя с работы, принялась, как ни в чем не бывало, просматривать почту.

               Джуди хотела, чтобы я разговаривала с детьми, как можно больше, на любом языке. Конечно же, общалась на английском. Ведь нужна практика. Читала им книги, играла с Диной в шахматы, учила Иэл азбуке и возмущалась, что на букву "V" нарисован «vampire» (вампир), на букву "X" начинался «X-Ray» (Рентген). Ну, неужели, эти примеры понятны малолетним?

                 На каникулах я гуляла с детьми на детской площадке, и там же оказалась какая-то женщина с сынишкой, с которой общалась, не зная, что та приятельница Джуди, и которая расхвалила меня. Хотя Джуди работала программистом, а её муж Илай — ученым в нейрохирургии, относились, как к равной, и считали, им со мной повезло.

                Однажды к ним собирался в гости брат из Израиля с семьёй. Джуди, готовясь торжественно принять гостей, попросила сварить для них макароны. Для неё — верх кулинарного искусства. Вообще, менталитет родителей иногда озадачивал. После обеда все отправились на прогулку в Вашингтон, а я кормила детей на кухне, когда со второго этажа донёсся какой-то странный шум и писк. Поднявшись наверх, увидела сынишку брата, который ползал по полу, заброшенный, и выражал недовольство таким пренебрежительным обращением. Почувствовала шок. Мало того, что подбросили ещё пятого ребёнка, начисто об этом забыли и ничего не сказали.

                  Ближе к вечеру мама звонила мне. Хотя Джуди не знала ни одного слова по-русски, а мама по-английски, каким-то образом, понимали друг друга. Мама звала меня к телефону, а Джуди догадывалась и отвечала: «Колледж.» Зато у меня возникали недоразумения: то сама плохо разумела, то меня истолковывали неправильно. Как-то Джуди, уходя на работу, вскользь бросила: «Take a letter, bring to the school and give it to the teacher.” (Возьми письмо, отнеси в школу и отдай учительнице.) Она произнесла «letter”, как «ladder», то есть слово «письмо» услышала, как «лестницу» и остолбенела: «Какую лестницу и как смогу донести до школы?» Бросив взгляд на стол, увидала письмо и догадалась о чем идёт речь. В другой раз прогноз погоды обещал ливень, и Джуди боялась, что не смогу забрать детей из школы. В то время я ещё не водила машину. Мы договорились, что позвоню на работу и доложу обстановку. Слава богу, гроза не разразилась, и солнце светило вовсю.

                 Позвонив Джуди и не застав, оставила сообщение секретарше: “Theweatherisperfect, andIcanpickupchildrenfromschool.” (Погода прекрасная, и я смогу забрать детей из школы. «В сто сорок солнц закат пылал», — как писал Маковский, — когда на пороге появилась Джуди. Ей сообщили, что бебиситтер просила передать, что не сможет забрать детей. Стало очень неловко. Ей пришлось все бросить и приехать домой.

Неожиданно меня пригласили на интервью. Ко дню Благодарения и Рождеству в моле временно открывался филиал магазина Художественной галереи искусства в Вашингтоне. Мой учитель по вождению, посоветовал: «К сожалению, работа в магазине продавецом — временное занятие. Не стоит оставлять бебиситтерство. Такое хорошее место вряд ли сыщешь. Соглашайся на полставки.» В жизни наступила напряжённая пора. Сорок часов в неделю — нянькой, разве, что в пятницу до часу, так как хозяева — ортодоксальные евреи, которые блюли субботу. С шести вечера до десяти в пятницу, в воскресенье и в субботу — по восемь часов в магазине. Итого двадцать часов. То есть, в неделю набиралось шестьдесят. Также учила в колледже английский три раза в неделю и брала частные уроки по вождению. С пятого раза все-таки сдала на права и стала ездить на две работы и колледж на подержанном автомобиле «Ford», чем страшно гордилась.

 Я проработала в семье с четырьмя детишками год, и, когда от них уходила, устроили прощальный вечер.

 Успешно пройдя интервью, поступила на работу в телефонную компанию «MCI». Но это уже абсолютно другая история.

Первый этап моей жизни в Америке — преодолён. Остался позади, как отделяется первая ступень ракеты, чтобы дать ей взлететь.

А вскорости Джуди с семьёй уехала из Америки в Израиль навсегда.