10.3 Теормех и сопромат

Теоретическая механика (теормех, как мы сокращенно называли этот предмет) мне запомнилась. Ее читал доцент Смелков грамотно и просто. Она непроста для неискушенного студента, но Смелков умел подавать ее так, что неясных мест не оставалось. Мне этот предмет нравился своей стройностью и элегантностью. Я на всю жизнь сохранил эту приязнь к векторам, а впоследствии и тензорам и с удовольствием читал толстые книги, где использовался этот математический аппарат.

Профессор Ягн читал сопротивление материалов (сопромат).

Он был высоким худощавым стариком с длинной бородой. Хотя ему было за 60, он был очень быстр, порывист и к каждому, с кем говорил, был очень внимателен. Говорили, что он недавно женился на своей 19-летней домработнице, и у них родился ребеночек. Помню, это меня почему-то тогда потрясло, и я его зауважал еще больше.

Теормех и сопромат, которые иы изучали на первых двух курсах, мне нравились, хотя для многих они были камнем преткновения. Студенты говорили: «Сдашь сопромат – можешь жениться».

В политехническом изначально была сильная школа специалистов по прочности (их называют прочнистами). Когда-то на кафедре сопромата, как нам рассказывали, по совместительству работал Степан Прокофьевич Тимошенко, впоследствии ставший  выдающимся ученым-механиком. В 20-е годы он эмигрировал и работал в США, а в последние годы жизни в Германии.

Сейчас за выдающиеся работы в области механики присуждается медаль С.П. Тимошенко.

Степан Прокофьевич оставил воспоминания, где отмечал, что «... ни в одном из вузов России, Европы и Северной Америки, в которых ему довелось бывать и работать, он не находил такого высокого уровня преподавания, как в Петербургском Политехническом институте в первые годы его существования».

Профессор Ягн, как мне казалось, был именно из этой старой школы механиков-прочнистов, и я испытывал к нему глубочайшее уважение. Жил он в профессорском доме на территории института в парке, и я несколько раз видел, как он не спеша идет из дома в Институт. На его кафедре кипела работа, а сам он успевал быть одновременно везде.

Яркая была фигура!