1961 г. Первомайский салют

1961 г. Первомайский салют

<p "="">Одним из самых ранних и самых сильных моих детских впечатлений, которые я помню, был салют! Ничто так не пугало, не приводило в ужас и в панический страх мою детскую душу, как праздничный фейерверк.<p "="">Мы жили на Комсомольской площади, рядом с Казанским вокзалом. Теперь наш переулок проходит вдоль стены огромаднейшего торгового центра «Московский». И, если смотреть от Ярославского вокзала, то наш дом был на левой стороне переулка. Сейчас (2008 г.) там сохранился высокий пятиэтажный дом начала века, а все остальное пространство застроено какими-то производственными и складскими помещениями железнодорожного почтамта.<p "="">Так вот ─ мне не было еще и года (я родился в октябре), как на майские праздники родители решили мне показать салют. Мать вышла на угол переулка и Краснопрудной улицы. И тут бабахнуло!  До сих пор моя память сохранила картину ─ ужасающий грохот, вспышки света ─ и мать бежит со мною на руках по переулку, а я ору, дико ору, потому что мне не просто страшно, а безумно страшно! Я не знаю куда бы деться от этого кошмара. Мне жутко, мне страшно!..<p "="">Пришел в себя я только тогда, когда меня спрятали под одеяло, занавесили окна не просто шторами, а тяжелым одеялом, которое задерживало и свет и звук. С тех пор каждый партийный праздник превращался в кошмар для меня и моих родителей ─ заранее перед салютом меня начинали успокаивать и сказками и ласками, уводили поглубже в дом, подальше от окон, закрывали двери, занавешивали окна, укрывали, чтобы я ни в коем случае не услышал шума от праздничного фейерверка.<p "="">Когда я стал старше, выяснилось, что такое же магическое действие на меня производит даже слово «Салют», которое вызывало у меня какой-то спазм, внутри холодело, сжималось, мне хотелось рвануться, побежать, закричать. Ощущение от слова «Салют» было такое, будто меня ударили хлыстом. Помню, что у меня была пластинка с детскими стихами и было там такое стихотворение, которое заканчивалось словом «Салют». При помощи этой пластинки мать пыталась приучить меня к мысли, что «салют» ─ это не страшно. Я слушал стишок с начала и ждал... Ждал приближения заветного слова. И чем меньше времени оставалось до него, тем выше становилось мое беспокойство. Я дергался, плакал, убегал в слезах, а иногда умудрялся выключить проигрыватель. Пластинка не уменьшила моих страхов, а, по-моему, даже усилила их.<p "="">Все это продолжалось лет до 7─8. А потом как-то, мало-по-малу, само собой, постепенно прошло. Запомнилось, что уже учась в школе, я как-то неуютно чувствовал себя во время салюта, старался уйти в ванную, в туалет. Где хоть и слышно, но не видно огненного зрелища. Слез, визга, истерики уже не было, но оставался необъяснимый страх или даже не страх, а какое-то безотчетное волнение и тревога. Но, потом, с течением времени, увлекаемый друзьями побегать и поорать на салюте, я стал не страшась выходить из дома, а потом я заметил, что не только не боюсь, а даже наслаждаюсь этим зрелищем.<p "="">А вот сейчас, на склоне лет, я думаю ─ какую апокалипсическую картину представлял праздничный салют с точки зрения того, кто не знает причины происходящего. Представьте ─ площадь, достаточно большую, полностью заполненную людьми (тогда, в отсутствие телевизоров и отдельных квартир, народ больше, чем сейчас тяготел к массовым зрелищам, так что на салют ходили почти все окрестные жители)... Темнота... Только тусклые лампочки слабо освещают силуэты людей ─ лиц не видно, только темные контуры (тогда на улицах еще не было таких ярких светильников как сейчас)... Все молча стоят и ждут, изредка поднимая свои лица к небу... Тишина... И тут ─ оглушительный гром и яркий свет с неба, люди начинают истошно кричать и протягивать руки вверх... А сверху, прямо на них, летят яркие искры!  Ну чем не картина Страшного Суда или Последнего Дня Земли.<p "="">Люди испугались? Они просят пощады? Ведь на них летит огонь с неба. Ребенку трудно это понять ─  кричат от радости или от страха? Дети кричат от боли, поэтому тогда я не мог понять, что кричать можно или от радости или просто кричать ради крика, естественно, такая сцена вызвала у меня жутчайший страх. Я думаю, что я боялся не столько небесного света и грохота, сколько меня страшила людская реакция на фейерверк. Кстати ─ мать не отмечала, что у меня был страх при грозе. Может я, конечно, и вздрагивал, и нервничал, но такого дикого страха и паники не было.