|
— Мама, ну пожалуйста, запиши в тетради все, что рассказывала мне о своей жизни, о наших родственниках, о прошлом». Чтобы успокоить ее, я обычно отвечала: «Соберусь с силами и как-нибудь запишу». Она улетала к себе за океан, и это «как-нибудь» растягивалось на годы... Ещё
|
|
|
Мои мама, Красавина (Филаткина) Вера Васильевна, и папа, Красавин Антон Алексеевич, в начале тридцатых годов работали на 26-м заводе[3] в одном цехе, оба были общественно активными. Митинги, субботники, комсомольские дела — так и познакомились. Маме тогда было 20 лет, она была мологжанкой,.. Ещё
|
|
|
Зимой однажды очень испугались луны. Конец декабря. Мороз. Темно — фонарей тогда на улице было мало. Луна висит над городом — огромная, яркая, живая и прямо на нас смотрит. Мы стали бегать от нее. Куда ни побежим — она за нами следом. Встанем — и она стоит. Пробовали ее обмануть.. Ещё
|
|
|
На праздники все собирались за столом у бабушки Лизы... У бабушки был большой круглый стол, таких столов я больше ни у кого не видела. Очень любили петь русские песни: «Вечерний звон», «Пряху», «Когда я на почте служил ямщиком» и другие... Ещё
|
|
|
С мужем, папиным отцом[1], бабушка была в разводе. Будучи одним из самых обожаемых публикой рыбинских актеров[2], он пользовался вниманием женщин. В середине двадцатых годов одна из его молодых поклонниц[3] сумела покорить сердце своего кумира. Он переселился в коммунальную квартиру к новой жене... Ещё
|
|
|
Над городом постоянно кружили немецкие самолеты. Бомбили в основном двадцать шестой завод. Но иногда бомбы попадали в жилые дома. Несколько бомб было сброшено на нефтебазу в Копаево[1]. Нефть загорелась. Черный шлейф дыма застилал небо несколько дней... Ещё
|
|
|
Третьего ноября 1941 года наша семья тоже должна была ночью, не зажигая фонариков, не чиркая спички, переговариваясь только шепотом, погрузиться на баржу номер 1340. С собой разрешалось взять лишь минимум необходимого имущества. Но мы задержались со сборами и опоздали. И хорошо, что опоздали,.. Ещё
|
|
|
От Рыбинска до Уфы поезд шел около месяца. Вначале двигались очень медленно, с длительными простоями, пропуская на станциях бесконечные военные эшелоны. Со всех вагонов высыпали люди — кто в туалет, кто за кипятком.... Ещё
|
|
|
Дуня была на полгода старше меня и поэтому уже ходила в школу. На Новый 1942 год она пригласила меня на школьную елку: «Придут Дед Мороз со Снегурочкой, клоуны и будут раздавать подарки». Там я получила от чересчур вошедшего в свою роль Петрушки увесистую оплеуху... Ещё
|
|
|
феврале нам сказали, что можем ехать в Уфу к папе. Приехали в темноте на станцию Черниковская[1]. Мама за пачку махорки договорилась с шофером одного из начальников, чтобы тот на легковой машине отвез нас по данному нам адресу... Ещё
|
|
|
Весной 1942 года, когда немцев прогнали из-под Москвы и угроза оккупации Рыбинска отступила, было принято решение вернуть в город эвакуированный ранее вместе с заводом Авиатехникум... Папа договорился, чтобы они взяли нас с собой... Ещё
|
|
|
Тогда мама решила везти нас в деревню Новинки к своей матери, бабушке Мане. Сначала надо было ехать из Рыбинска до станции Шестихино. На вокзале на путях стояло несколько эшелонов. Мама узнала у одного из офицеров, что их эшелон в Шестихино остановится. Офицер запросил с нас стандартную плату... Ещё
|
|
|
Жили мы у бабушки Мани очень голодно, так как прибыли в деревню не как эвакуированные и поэтому пищевого пайка нам не полагалось... Поспевали хлеба, и мы с Вовой и Адькой стали тайком рвать в полях колоски ржи, чистить и есть зерно. Вову кто-то заметил, и объявили его, пятилетнего, врагом народа... Ещё
|
|
|
В сентябре 1942 года я пошла учиться в школу. Начальная школа размещалась в бывшем доме попа во Фроловском. От Новинок это два километра пути. В ноябре выпал снег, а у меня тогда еще валенок не было. Ходила по снегу в ботиночках... Ещё
|
|
|
Бабушке дали во временное пользование корову Цыганку из стада, эвакуированного из Калининской области. Она у нас отелилась, а через неделю после отела стадо погнали назад. Как бабушка ни просила, чтобы ей оставили корову — «погибнет ведь в пути недоенная», ее забрали, а теленка нам оставили... Ещё
|
|
|
Летом через брод любили ходить на другой берег Сутки за черемухой. Ели до тех пор, пока язык во рту шевелится. А еще ходили в Пугино, в бывший барский лес, за малиной. Ели ягоду до тех пор, пока в туалет одной малиной не сходишь — значит, наелась... Ещё
|
|
|
Несмотря на тяжелую жизнь в войну, мама всегда ставила нам елку на Новый год. Игрушки мы — я, Вова и Адька, мастерили сами. Бумагу склеивали картошкой, сваренной в мундире. Потом вместе с мамой и бабушкой развешивали на колючих душистых ветках бумажных птиц, зверят, человечков... Ещё
|
|
|
Летом 1944 года мы с ребятами пошли играть в какой-то заброшенный полуразвалившийся деревянный дом. Ребята забрались на чердак и стали звать меня. А мне что-то внутри подсказывало, чтобы я не лезла к ним. В конце концов меня уговорили, я забралась наверх и стала по балке переходить к ребятам... Ещё
|
|
|
В 1946 году мама повезла меня в районную поликлинику в город Мышкин. Очередь к доктору тянулась со второго этажа на улицу... Из поликлиники меня увезли в больницу. Больница была переполнена, врачей и персонала не хватало, я пролежала в ней больше месяца... Ещё
|
|
|
В сентябре 1947 года мама, будучи беременной, решила ехать в Рыбинск[1]. По дороге на станцию зашла в медпункт во Фроловском. Там ей сказали: «Поезжай спокойно — еще неделю не родишь». Она и пошла дальше на поезд в Шестихино, а это еще пять километров. По дороге начались схватки... Ещё
|
|
|
Свободное копирование
