Когда я приехал в Мюнхен, новое здание Академии еще не было готово, и часть мастерских ютилась в "старой" Академии, в старом монастыре, кажется, на Нейгаузерштрассе. Там, где теперь находится Штарнбергский вокзал, в те времена были построены временные помещения мастерских натурного класса, которыми по рисованию руководили, главным образом, два лучших профессора, известные художники Гертерих и Гизис.
К выбранному мною профессору Гертериху, мастерская коего тогда очень славилась, я попал номером первым. У Гизиса в соседней мастерской первым номером был принят и, как и я, все время первым шел молодой человек, очаровавший всех, с доброй, чистой, детской улыбкой на ясном лице, красивый блондин -- Людвиг Марольд, чех, ставший впоследствии известным и в Париже, куда он переехал, бросив Академию по окончании натурной мастерской.
Заговорив о Марольде, я должен упомянуть другого его соотечественника -- Муху, приобретшего европейскую известность своими плакатами и ставшего модным в Париже, куда он попал после окончания Академии. Я встречал в своей жизни много художников талантливых; меньше -- очень талантливых; и еще меньше -- по пальцам можно перечесть -- "отмеченных свыше"; но такого, "божьей милостью" избранного и благословенного художника, как Марольд, я никогда больше не встречал! Все, что бы он ни нарисовал -- только сделает несколько штрихов углем для начала, -- все было очень непосредственно, очень красиво* выполнено с абсолютным вкусом, так что невольно ощущалось нечто исключительное, божественное в его мастерстве да и во всем его очаровывавшем существе (таким, вероятно, был -- мог быть -- Рафаэль). А какой он был светлый, милый, сердечный товарищ и друг! К сожалению, он рано умер... Вспоминаю свое восхищение, когда в первый перерыв на приемном экзамене я увидал его начатый рисунок... Ничего подобного я никогда не видывал и представить себе не мог, что можно выразить столько живописного вкуса и красоты углем.
Не хочется употреблять банальных определений, но приходится сказать, что каждый его рисунок (особенно с обнаженной женской натуры) был какой-то- его собственной песней. К сожалению, Париж поглотил его бесчисленными заказами на рисунки и иллюстрации из современной жизни, и он не успел развить себя в живописи так, как в рисунке (форме). В Париже -- среди французских художников -- он был самый "наифранцузистый" по вкусу и изяществу исполнения.
Свободное копирование
