Самодеятельность
Вот так началась наша самодеятельность. Ребята включались сначала не очень уверенно, а потом все смелее и смелее. На первых порах их репертуар был только для закаленных -- мы, так сказать, в "художественной", фольклорной форме узнали, чему учила их улица. От этого репертуара надо было немедленно отказаться и если не бежать, то уйти от него как можно дальше. Мы достали песенник, начали готовиться по нему. На "Огонек" стали стягиваться все больше ребят. Сначала к нам приходили только мальчики, а девочки появились позднее, когда убедились, что у нас интересно. Благодаря нашему"Огоньку" мы лучше узнавали ребят.
Когда выявились все таланты, мы создали свою маленькую труппу, ставили спектакли. Александр Федорович большое значение придавал спортивной работе, у нас проводились соревнования -- метание копья, диска, ядра.
Для ребят важен любой успех. Ребенку вообще нужен успех, человеку свойственно желание утвердиться -- и в детские и во взрослые годы. А спорт -- такая благодатная почва для этого. Прямо-таки рыцарские турниры разыгрывались у нас на глазах. В каждом мальчишке дремлет рыцарство, желание проявить себя с благородной стороны, и плохо тому мальчику, в жизни которого этого вовремя не случилось. Ведь спорт -- это эмоции, страсти. Но - благородные страсти, а не те дурные, которые проявляла в наших дорогих детях их прошлая жестокая жизнь.
Дети в опасности
Идиллии-то у нас не было, была тревога. Потому что преступный мир буквально боролся за беспризорных детей, стремясь пополнить этими подростками свои "кадры". Кроме того, привлекая детей к соучастию, к преступлениям, взрослые преступники использовали метод сильный и коварный: они приучали детей курить, употреблять "марафет" (наркотики), играть в азартные игры, пить. Таким образом, развращая их, они старались лишить ребятишек человеческого облика, сделать их пригодными лишь к одному способу жизни -- преступному, себе подобному, привлечь в тот "мир", откуда нет возврата. Порой эти "воспитатели" крепко держали детишек в своих руках, закрепляя их за своими бандами, готовя себе молодые кадры, смену и опору.
В то же время между собой беспризорные дети были спаяны особым чувством. Это не было только чувством стаи (стаей, коллективом легче выжить в трудных обстоятельствах). История беспризорщины знает много примеров бескорыстной и возвышенной детской Дружбы, способной на огромную самоотдачу и самопожертвование. Но на любое дружеское слово или жест с нашей стороны, на попытку одеть их, обуть или накормить, они поначалу недоверчиво ощетинивались и вели себя как маленькие одичавшие зверьки. За прошедшие годы они отвыкли от внимания старших, а то "внимание", которое они получали от взрослых преступников (те сразу поняли свою выгоду от общения с бездомными детьми), было небескорыстно, и оплачивали они его своей детской искалеченной судьбой.
Взрослые преступники, дававшие им порою еду и ночлег, рисковали детскими жизнями не задумываясь, а в случае опасности просто избавлялись от них, как от ненужных свидетелей,-- чтобы не проболтались, не выдали. Гибли беспризорные ребята и от различных заболеваний, от эпидемий, инфекций, простуд. Нередкая картина тех времен -- кашляющий надрывным чахоточным кашлем ребенок, смертельно застудивший свои легкие в сырых подвалах, на улице, в трущобах. Трудно даже представить себе сейчас такое, но тогда это было реальностью, болезненной, но реальностью Так, идешь по улице и встречаешь стайки оборванных, худых подростков, именно детей "без призора", без родительского присмотра. Почти все они осиротели в годы гражданской войны или потеряли родителей во время голода. Теперь они образовали своеобразные детские братства, ютясь на улицах.
Особенности беспризорного быта
Беспризорные ребята жили в подвалах, в катакомбах. Самые "многолюдные" катакомбы были в районе Китайгородской стены. Там беспризорники собирались и играли в азартные игры, курили, порою пили. Многим из них нравилась эта мнимая свобода. Другим нравилось делать вид, что это нравится, но в душе они все тосковали по дому, по материнскому теплу. У них был ранний счет с жизнью, они понимали ее однобоко, искаженно, потому что до сих пор видели только одну ее сторону -- голодную, несправедливую и грязную. Но все равно неискоренимое мальчишеское рыцарство, обостренное чувство благородства и дружбы, бескорыстия, несмотря ни на что, непонятным образом горело во многих из них. Вернее, в лучших из них. Многих ребят буквально спаяло бездомье и сиротство. Поэтому их преданность друг другу была порою безгранична, она заменяла им тепло семейного очага, родительскую ласку, к которой они все-таки инстинктивно тянулись. Вставши в оппозицию, и порой очень жестокую, к взрослому миру, они могли рассчитывать только друг на друга.
Привыкание многих из них к детскому дому было сложным -- они поначалу убегали в свои прежние детские братства, но, наголодавшись и хлебнув лишений, часто возвращались, зная, что здесь еда, тепло, внимание. Постепенно они сознавали, что здесь их дом. Мы понимали мучительность детской перестройки, невзрослое горе их прежней жизни, которая прошла у них вкривь и вкось не по их воле, и принимали их назад, в детский дом, без обид и упреков.
Чрезвычайные происшествия. Первое ЧП
Но старое крепко еще держало их, и проблемы подстерегали нас там, где мы и не ждали. Например: пришло лето...-- и из столовой стали пропадать миски. Сейчас трудно себе представить размеры нашего бедствия. Кроме того, что никто не выделял нам денег на покупку новых, их и купить-то было негде. Двадцать восьмой год. В стране -- коллективизация, индустриализация, а производство оловянной или иной посуды совсем не на первом плане. Скоро загадка разрешилась: виноват был... ягодный сезон. Ребята наберут в лесу ягод прямо в миску -- и на станцию, продавать. Отдавали покупателям вместе с миской, "не мелочась". А для нас -- большая потеря. До сих пор удивляюсь взрослым, которые брали у них "товар", знали ведь, конечно, откуда у них эти миски.
Но вот ягодный сезон, наконец, кончился, и драгоценные миски перестали убывать. Зато -- очередное ЧП: получила я свою зарплату, положила, как обычно, на тумбочку, под салфеточку, побежала на собрание на завод точного машиностроения. Вечером вернулась, а денег нет. Андрей позвал старших ребят. Ничего, говорят они, не волнуйтесь, разберемся. А вечером принесли мне 90 рублей. Вопрос, "где взяли", лучше было не задавать -- все равно ни за что не скажут. В лучшем случае ответят: "Где взяли, там этого уже нет".
Но вот важная деталь: одновременно исчез мальчик Толя Пешков. Мы с Андреем ищем, расспрашиваем ребят. Стена молчания. Потом они намекнули: не ищите и не беспокойтесь. Я догадалась, что Толя где-то неподалеку, потому что в столовой кто-то регулярно забирал у тети Моти порцию еды, а она молчала: явно была в сговоре с детьми. Наверное, подкармливают преступника, подумала я. Так оно и вышло. Наставили ребята Толе синяков за проступок, а потом четыре дня он скрывался на лоне природы, приводя себя в порядок. Но всё же: наставившие синяки юные "наставники" носили ему поесть (туда, «на лоно природы»).