С детства меня влекло к красивой обстановке и потому я охотно ездила к Дервиз, хотя относилась к Любочке и Варе немного свысока своей таганцевской учености. К тому же, не отдавая себе в этом отчета, я искала встреч с кадетом Володей, который стал со своей стороны настолько меня выделять, что проводил воскресения дома в обществе «маленьких”. Он заставлял меня болтать и моя болтовня его видимо забавляла. Он был прекрасный музыкант и после обеда охотно садился за рояль, играя любимого мною Шопена, иногда импровизировал, а иногда напевал приятным голосом цыганские романсы, бросая мне томные взгляды, от которых меня кидало в жар.
Трудно сказать, что побуждало семнадцатилетнего юношу возиться с двенадцатилетней девочкой; может быть его занимало пробуждать в ней новые ощущения и мысли. Во всяком случае, он через свою сестру Любочку, его любимицу, которая обещала стать красавицей, передавал мне стихотворения разных поэтов, которые посвящал мне, писал мне письма и признавался, что он из-за меня покончил свой роман с Соней Щербачевой, пятнадцатилетней дочерью будущего командующего юго-западным фронтом в первую мировую войну.
По инициативе Володи решили поставить на Пасхе любительский спектакль, пьесу из времен Анны Иоанновны, в которой сам Володя играл роль временщика Бирона, а мне дал роль Анны Леопольдовны, которую он преследовал своей любовью, гордо ей отвергаемой. К сожалению, спектакль не состоялся, потому что к генеральной репетиции на Вербной неделе и я, и двое Дервиз, Варя и Павлик, заболели свинкой.
На этом и кончился мой первый роман, после того как я отказалась придти на свидание с Володей в Летний сад, благоразумно написав ему, что придти я могу только вместе с фрейлейн – до шестнадцати лет мне было запрещено ходить одной по столичным улицам – и кроме того, что я еще слишком «молода” для этого.
На следующий год, когда мы встретились у них с Володей, он предстал во всем великолепии своего мундира Николаевского Кавалерийского Училища и смотрел уже поверх моей головы.
Свободное копирование
