На наше счастье, посреди ночи откуда-то из чёрной дали донёсся протяжный пароходный гудок и отрывистые удары судового колокола. К утру ледокол «Соломбала» бросил якорь у наших берегов. По странному совпадению, на нём прибыли не только сменщики гляциологов, но и французские специалисты с оборудованием для радиостанции в Омске. Общими усилиями мы быстро перегрузили ящики с оборудованием на шхуну, и ещё до полудня капитан приказал отдать швартовы. Дав прощальный гудок, шхуна взяла курс на Обдорск. Ну а мы в тот же вечер вышли на «Соломбале» в направлении Архангельска.
Северный Ледовитый океан славится своими штормами, но такой качки, как на «Соломбале», мне ни до, ни после испытывать не приходилось. Начать с того, что ледоколы (особенно небольшие, вроде нашего) – имеют бочкообразную конструкцию корпуса и округлое днище, отчего перекатываются с боку на бок даже в штиль. Вдобавок всю дорогу до Архангельска постоянно штормило, а временами дул настоящий шквальный ветер, гнавший большую волну. У меня почти сразу началась морская болезнь, и я целые дни проводил в каюте на койке. На противоположной стене висел прибор для определения уровня бортовой качки. Он был похож на маятник с металлическими стопорами по бокам. Когда наклон переваливал за 45 градусов, стрелка маятника со звоном билась о стопор. А поскольку качало постоянно, звон ни на минуту не умолкал. Это было хуже всякой китайской пытки.
Ещё в начале, узнав, что я служил в артиллерийском полку, капитан в виду нехватки людей закрепил за мной один из пулемётов на палубе. В случае тревоги мне надлежало занять свою огневую позицию. Какое там! Когда стало качать, я лёг пластом и подумал, что даже если начнём тонуть, не смогу встать с койки. Вдруг вахтенный забил тревогу: немецкая подводная лодка. Может, и впрямь увидел, а может, пригрезилось. На карачках, ползком, я добрался до своего пулемёта, где матросы привязали меня к лафету. И то ли от страха, то ли от возбуждения морская болезнь прошла. Остаток пути я чувствовал себя превосходно.
Свободное копирование
