Знакомство с ближайшим окружением не требовало много времени и, хотя не вызывало восторгов (кроме Шилки), но и не удручало. Важно было поскорее определиться с работой – иначе зачем же было так стремиться к диплому? Искать следовало или в системе Сретенского горздравотдела или (хорошо бы!) в госпитале, расположенном тут же, на территории гарнизона.
Долго раздумывать не пришлось. Госпиталю как раз нужен был терапевт. И это вскоре стало моей постоянной работой на всё время нашего проживания в Забайкалье. Интересной, однако, была процедура оформления. Согласно штатному расписанию, свободной была одна из единиц хирургического отделения. По фактической же загруженности отделений именно терапевтическая служба нуждалась в помощи. И по приказу, во избежание расхождений в штатном расписании, я была зачислена ординатором хирургического отделения с устным условием работать в терапевтическом. И только со временем – новое штатное расписание – в приказе значится перевод в отделении терапии.
Уже далеко не все фамилии, а тем более звания сотрудников госпиталя я помню, хотя многих представляю в лицах. Начальником госпиталя был подполковник Редченко. Семья его, с которой мы подружились, проживала в нашем же доме, на первом этаже. Мы на втором, над ними. Их пятилетняя дочурка Галя всегда покровительствовала Юрочке в детских играх во дворе.
Однажды, помню, прибежала ко мне очень озабоченная: Тётя Галембо, а у вашего Юрочки штанишки падают. Он их подтягивает, а они опять падают. Он их подтягивает, а они опять падают!!
Конечно, спешу на помощь и вижу: стоит мой малыш, упорно подтягивая вверх резиновый пояс шаровар. Как только достигнет нужной высоты, опускает ручки, и шаровары тотчас опускается вниз. Подтягивает снова – с тем же результатом. Очень сосредоточенно, следя только за шароварами, старается достигнуть цели и недовольно сетует: «Ох, эти анышки – просто узаш! Спадают так – один ой!». Оказывается, шаровары, стянутые у ступней резинкой, наполнены собранными им «красивыми» камушками.
Та же Галя однажды, можно сказать, спасла жизнь уже почти трёхлетнему Юре.
В тёплый воскресный день я. дети и муж, как и многие жители нашего военного городка отдыхали на Шилке. Купались, грелись, загорали – отдыхали. Погожий выдался денёк.
Саша и Володя с отцом весело отправились плавать. Мы с Юрой оба одинаково не умеем. Поглядываю на дорогих мне пловцов, со временем начинаю тревожиться, что от берега они не так уж близко. Но они ведь с отцом! – и это будто успокаивает. Однако вижу, что они уплыли очень далеко в направлении противоположного берега. Уже в тревоге – Шилка не так проста – следя за ними и оставив Юру на берегу, вошла в воду. Окликаю своих пловцов, требую возвратиться. Слышат они меня или нет – не знаю. Но вдруг слышу голос Гали (она, как обычно, говорит врастяжку): «Тётя Га-алем-бо, Ваш Ю-у-рик то-онет»
Тут и воды-то – чуть выше колен. Оглядываюсь. Чуть ли не у моих ног, головушкой в воде по самую поясницу - мой Юра! Обезумевшая, выхватила его из воды. Да как выхватила, так и держу его вниз головой. Испугалась и растерялась до предела. Пытаюсь кричать «Помогите!» Губы двигаются, а голоса нет. Я в ужасе, что меня не слышат и на помощь не придут, бесплодно повторяю свои усилия. И вдруг слышу Юрин громкий плач. До меня не сразу дошло, что если он кричит, то мне необязательно. В охапку, вытащила его на берег. К нам все кинулись с помощью и советами, а меня стал бить такой колотун, меня так трясло... Я плакала и только оглядывала всех. Долго не могла успокоиться, и голоса долго не было. У меня и сил не было выговорить своему благоверному за такой рискованный поступок. У самого берега, на мелководье, вода чистая, прозрачная. Дно реки выстлано разной величины хорошо отшлифованными округлыми камнями. Юрочка побежал в воду за мной, оступился и чуть не утонул рядом со мной, тревожно смотревшей вдаль. Если бы не тут же не оказалась Галя – дай ей Бог здоровья и благополучия! – могло случится непоправимое!
А пловцы мои, ничего не ведая, доплыли до другого берега, отдохнули там и благополучно вернулись к нам. Не от меня – от других узнали они о том, что здесь случилось Я говорить не могла.