"Божье наказание"
Мне было года три. Помню первый праздник пасхи. Мы с мамой сидим на крыльце и ничего не делаем. Но мне очень захотелось поработать. Я беру пустую консервную банку, тряпку, намачиваю ее в кадке с дождевой водой и хочу начать чистить в песке эту банку. Я видела, что так делали взрослые, когда чистили кастрюли и сковородки. Но мама запрещает мне этим заниматься. Сегодня большой праздник — Пасха, и в этот священный день работать категорически запрещено. Я спешу, пока мама занята разговором с хозяйкой нашей квартиры, бегу с банкой и тряпкой к песку. Мама кричит мне запрещающие слова и уже готова встать, чтобы чтобы подойти ко мне и отнять вожделенный предмет труда (банку) и орудие производства (тряпку). Я бегу со всех ног к песку, падаю впопыхах и очень сильно раню ногу о банку в области голени. Здесь у меня до сих пор сохранился шрам.
Мама подходит ко мне. Кровь хлещет. Она говорит: «Вот тебе Божье наказание! Так тебе и надо». И добавляет мне свои наказания — шлепков по мягкому месту....
"Грех Божий"
Через несколько дней после ранения мама замечает, уложив меня в постель, что я держу руки там, где, как она считает, их нельзя держать. Она стаскивает меня с постели, шлепает и начинает допрашивать: кто тебя научил? Это грех Божий. Кто, говори, тебя научил. Я молчу, потому что меня никто не научал. Но она продолжает терзать меня. И тогда я отвечаю: «Бог меня научил». - Ты еще будешь врать. Совершая грех Божий, сваливаешь вину свою на Бога». И бьет меня сильней, допрашивая и называя имя девочки, дочки нашей хозяйки, которая старше меня на два года. Отрицательные мои ответы маму не устраивают. Она продолжает меня бить и повторять имя этой девочки. Поскольку я плачу и молчу, опустив голову, она говорит: Да, это она, я так и знала и бежит выяснять отношения с мамой этой девочки. Меня оставляет в покое, и я хоть этому рада.
Через несколько дней мы съезжаем с этой квартиры.
На новой квартире
У нас много комнат. Есть большой двор и есть сад. Только сад — хозяйкин. Но мы можем там гулять. У нас есть большая розовая свинья. Она живет в свинарнике.
У меня появляется маленький братик. Тогда я не знала, откуда он появился. Было это очень рано утром в декабре. На улице было еще темно. Меня разбудил слабый крик в соседней комнате: куве, куве, куве...
Дома оказался наш знакомый фельдшер — единственный медицинский работник на станции под Мелитополем, где мы жили. Звали его Ефим Григорьевич. Он со своей женой Еленой Васильевной тогда приходил к нам в гости на ужин или обед. Я обычно тоже при этом присутствовала. После трапезы гости с моими родителями играли в карты или папа с Ефимом Григорьевичем играли в шахматы, а женщины беседовали. Родители тоже бывали у них в гостях. Иногда брали и меня с собой.
Почему Ефим Григорьевич так рано у нас дома (еще было темно), почему он моет руки, тогда я понять не могла. Утром мне сообщили, что у меня есть братик и спросили, как мы его назовем. Так как я была жуткой сластеной, очень любила пирожные, я предложила назвать его Пирожником. Мне казалось, что от этого будет польза — будет больше пирожных.
Его назвали Борисом, Борей...
И стали мы жить вчетвером: папа — самый добрый, самый замечательный и самый умный; мама — сердитая, вечно чем-то недовольная, успокаивающаяся только тогда, когда папа возвращается с работы; маленький братик и я.
Братик рос, как мне казалось, очень медленно. Хотелось, чтобы он сразу стал большим. Но так не получилось.
Была у нас еще няня — молодая девушка лет шестнадцати из деревни. Она помогала маме ухаживать за братишкой и за мной. Братика мама кормила грудью, и он рос потихоньку.
Ландыши
Ранним летом мы отправились на прогулку в лес. Там мы обнаружили такое количество свежих, душистых ландышей, что что пройти мимо не было никаких сил.
Мама посадили братика на бугорок, подстелив коврик, а сама со мной и соседкой стала собирать ландыши. Мы набрали уже большие букеты, когда братик стал плакать .
Мама не могла оторваться от ландышей: «Подожди еще немного». Когда же, наконец, она подошла к брату, стало понятно, какую оплошность она допустила, посадив малыша на этот «бугорок», который оказался муравьиной кучей. Мальчик был искусан, долго плакал.
"Бекмес" дяди Гаврилы
К нас приехал мамин брат дядя Гаврюша, очень добрый, веселый и забавный человек.
К приезду дяди папа купил целую арбу кавунов, как называли в наших краях арбузы.
Дядя Гаврюша сказал: «Кавуны есть не будем. Съедим только один, а из остальных я сварю бекмес». Мама пыталась возразить, но дядя был очень настойчив и взял все предприятие по варке в свои руки.
Утром он разжег во дворе костер, взял у хозяйки чугун (большой чугунный сосуд для варки), стал очищать арбузы и давить из них сок. Ему понадобилось еще небольшое количество сахара. Мама выдала ему требуемое.
Дядя просил не мешать ему — дело очень ответственное и серьезное. До позднего вечера дядя Гаврюша целенаправленно занимался варкой бекмеса.
К вечеру, когда пришел с работы папа, весь двор был завален арбузными корками, а в маленькой миске бурела не донышке горьковатая жидкость (не более полу литра) — знаменитый бекмес по версии дяди Гаврюши.
Все хохотали, мама сердилась, а свинья наша Маша — очень пузатая к тому времени — радовалась такому обилию арбузных корок. Маленький брат смеялся со всеми.
Смешные бомбежки
Перед оккупацией Бердянска фашистами были страшные, изнуряющие своим свистом и разрушениями бомбежки. Укрывались мы у тети, в хате которой было устроено своеобразное «бомбоубежище». К широкой кровати приставлен был стол, а на кровать и на стол были положены все перины, что нашлись в доме. Конечно, такое «убежище» от прямого попадания спасти не могло, но при разрушениях можно было остаться в живых.
Всех детей загоняли поглубже под кровать, потом заползали в ту же «берлогу» взрослые. Для нас, детей, вся эта ситуация была почему-то ужасно смешной, и мы хохотали и не могли остановиться. Мама моя ворчала: «Хохочут на погибель». Но пронесло: бомбы не угодили в нас, разрушений рядом тоже не было. Обошлось без погибели несмотря на наш глупый и неуместный смех.
Комментарий
Математик, поэт и музыкант Н. А. Романов (1903-1943) некогда заметил: «Психический склад человека, его улыбка, отношение к людям в большой мере определяются тем, в каких условиях протекало его детство...
Мы, взрослые, видим куда меньше детей. Столько разных разностей оставляем мы без внимания. Как не правы те, кто с сознанием собственного горделивого тупого превосходства видит в ребенке лишь что-то еще не выросшее, не настоящее, нечто вроде глупой личинки или куколки будущего взрослого, умного человека. Психика ребенка заключает в себе ценности, которыми мы уже и мысленно не обладаем. С годами что-то чуткое, восприимчивое, как задрожавшая струна, что-то почти гениальное безвозвратно утрачивается, заменяется привычкой к уже надоевшим, неинтересным вещам. А в детстве? В детстве, помните? Каждая новая найденная коробка была новостью и кладом...
Не значит ли это, что истинная задача воспитания некоторых важных сторон человеческой личности состоит не столько в том, чтобы стараться привить ребенку что-то извне из нашего взрослого опыта, сколько в том, чтобы не убить в этом маленьком человеке то, что есть в нем своего особенного, детского?» (Романов Н. А. История одного искания / Предисловие и публикация С. И. Смуглого // Прометей: Историко-биографический альманах. М., 1972. Т. 8. С. 217—218).
Эти мысли подтверждают воспоминания уже выросших людей о своих первых годах. Как и в случае приведенных выше картинок, запечатлевшихся в памяти моей покойной жены Ольги Ивановны и взятых мной из ее собственноручных записок, на всю жизнь оставляет следы и душе, прежде всего, самое печальное, как и самое смешное, из случавшегося прежде.
«Горький жизненный опыт особенно тяжело ложится — он старит дитя», — писал наш выдающийся психолог Павел Петрович Блонский. — «Еще не вырастают изнутри те могучие и глубокие переживания, которые в отрочестве одним своим развитием увлекают юное существо и до известной степени компенсируют жизненный горький опыт: еще нет подъема и расцвета творческих сил, который знает юность. В детстве горький жизненный опыт не встречает этих внутренних противодействий — отсюда особая чувствительность ребенка в это время к жизненным ударам, внутренняя беззащитность.»
Дети вспоминают свои радости и горести до глубокой старости.
Вот ведь как.
Свободное копирование
