21 октября
Контора опять ещё была закрыта, когда я явился на службу, и я недоумевал, зачем так рано пришёл, тем более, что и делать-то сперва было нечего. Лишь в десять часов, [в] одиннадцатом Бровцын послал меня на нефтесклад [получить] 29 пудов, не дополученные вчера.
Наученный горьким опытом вчерашнего дня, что начальство готово драть с меня семь шкур и, что, сколько не старайся, пользы для меня не будет, теперь решил работать по-другому.
Возчика я в городе не взял и пошёл пешком, так как хотел часов до двух пробыть дома и лишь после этого взять возчика на заводе и получить керосин. Дорогой к дому был свидетелем жуткой картины: по площади ехал верхом какой-то красноармеец. Лошадь у него, вдруг оступившись или запнувшись, упала, придавив его. Затем мигом вскочила и помчалась по площади, волоча красноармейца, запутавшегося, видимо, при падении ногой в стремени, по земле и лягая его. Каким диким голосом орал он! Я так и думал, что она его превратит в куски мяса, но к счастью, протащившись по земле саженей десять, ему всё же удалось освободиться от стремени, и лошадь одна умчалась дальше.
До двух часов просидел дома, затем подрядил Антона, получил керосин, мигом закатили с Антоном бочки на телегу и отправились в Райвоск.
Теперь несколько слов об Антоне. Ещё четыре года тому назад, мальчишкой лет 14-ти он поступил к нам кучером. Вместе с ним поселились у нас и его отец, Марк Иванович Чёрный, мужчина лет сорока, и три его брата: Владимир, Кузьма и Мишутка. Марк, человек чрезвычайно предприимчивый, прежде чем попасть к нам, исколесил, кажется, всю Россию, начиная от берегов Чёрного моря и кончая тайгой Сибири. То служа пастухом, то торгуя, то колбасником, то сборщиком кедрового ореха, он приобретал иногда состояние, чтобы вскоре снова оказаться у разбитого корыта.
К нам он явился "гол как сокол", прожил у нас с полгода, потом занял у папы 100 или 200 рублей, и через несколько месяцев имел уже недалеко от завода свою "хибарку", 8 лошадей, 2 коровы, лодку. Антон со службы ушёл, и они всей семьёй занялись промыслом возчиков. Но и теперь их благосостояние не было постоянным. Несколько раз, а именно в то время, когда Марк почему-либо устранялся от ведения своего дела, и оно переходило в руки его сыновей, они вновь рисковали потерять всё. Однако лишь отец брался за дело, и опять всё налаживалось.
Несколько раз Марк заводил себе "хозяйку", беря её иногда и прямо с улицы, не зная, но через 2-3 месяца выгонял её, убеждаясь, что она готова украсить его лоб рогами или ворует. Всё хозяйство, начиная от доения коров и кончая приготовлением обеда, вёл он сам лично. Последнее время вздумал он заняться торговлей, да захворал тифом. Захворал серьёзно, и доктор не надеялся на его выздоровление.
Однако Марк вылечил себя сам, залезая, когда чувствовал себя особенно плохо, в истопленную печь, ожидая там, рискуя изжариться, когда полегчает, и, вылезая тогда из печи, чёрный, как трубочист.
В конце 1919 и начале 1920 года, когда наше положение после аннулирования денег Колчака было очень тяжёлое,(выделено мною -Н.) Марк много помогал нам. Антон же был всегдашним нашим компаньоном на рыбалках прошлого года, и компаньон хороший. Самый несимпатичный из этой оригинальной семьи - старший сын Марка - Кузьма. Ещё в то время, когда они жили у нас, заметили, что Кузьма не чист на руку - то что-нибудь стащит у отца, то у нас. Но особенно развился у него этот талант [в] последние года. После прихода "красных" он поступил в "Коммунистический союз молодёжи", за что и был неоднократно бит и выгоняем отцом. Потом попался в воровстве, был отправлен в дом малолетних преступников, бежал оттуда, поступил на кожевенный завод, снова попался в краже, снова был отправлен в дом малолетних преступников и во второй раз бежал из него. После этого поступил в железнодорожную милицию (! - Н.), был пойман за хищением товара из того вагона, охранять который он был поставлен, и теперь обитает где-то в "доме принудительных работ".
Итак, мы с Антоном отвезли керосин, перевезли с берега 10 пудов бумаги и, так как сегодня суббота, а есть приказ кончать занятия в субботу в 3 часа, то, убедившись, что уже четвёртый час, отправились домой. Дорогой Антон купил печенья, яблок, папирос и всем этим угощал меня. Погода целый день скверная: дует сильный ветер, шля [гоня, насылая? - Н.] тучи крупного песка, от которого нет спасения. К счастью у нас сегодня баня, и я смог смыть с себя всю пыль.
Вечером долго читал.
