Учение, гипотеза, теория, научное знание - это были для меня слова-синонимы, которые охватывались одним понятием и словом наука. По простоте, точнее, по юности душевной, это понятие было единым и нерасчлененным, как единым понятием была партия, куда на равных правах входили слова: государство, страна, СССР, народ, общество.
Поэтому марксизм-ленинизм мне представлялся такой же наукой, как математика, физика или даже химия. Разница была только в том, что если в арифметике были, скажем, числа, а в физике — формулы, то в учении Маркса были цитаты. Для меня было очевидным, как дважды два = четыре, выражения: "с успехами социализма происходит обострение классовой борьбы" или "незаменимых нет" и "общественное выше частного".
И дальше следовало: наука, в противоположность религии, — это предвидение, это правильность, это прогресс, это наше будущее, т.е. коммунизм.
Еще в школе я стал замечать, как некоторые слова начали исчезать. Ненужными, как бы даже старомодными и даже старорежимными становились и стали такие слова как Россия, Родина, русский... Я их встречал в книжках, а вокруг были: Р.С.Ф.С.Р. (а еще лучше С.С.С.Р.), "У пролетариев нет отечества", "Интернационал (III-й) - братство всех трудящихся". Какое значение тут имеет национальность? — Смешно! Таким же словом (и архаизмом и анахронизмом) было для меня крестьянин. По истории мы проходили, что в Германии и царской России когда-то были крестьянские войны. Вот тогда и были крестьяне. Они еще остались там, у них, где не победила Революция. У нас уже давно колхозник. А все очень просто: крестьяне вступили в колхозы и поднялись на высшую ступень, так как колхозно-кооперативная собственность — это социалистическая собственность. А богатые крестьяне (кулаки) уже уничтожены как класс (как помещики и капиталисты) и тоже стали колхозниками. Уничтожение кулачества, как тогда я думал, означало лишь, что у них отобрали лишних лошадей да еще коров. И только.
Но слова уходили. Постепенно пролетариат стал заменяться рабочим классом, юный пионер пионером, краснофлотец матросом, отоваривание карточек просто покупкой. Кто бы мог подумать, что некоторые слова, как волшебники, смогут снова появляться много лет спустя! Из города ушли подводы и сани с рысаками (стали грузовики и машины), ушли дрова и печи-голландки с изразцами (стало центральное отопление), ушли булыжные и торцовые мостовые (стал асфальт). Ушли неграмотный и воспитанный. Казалось, навсегда ушли икона, ладан, причастие, покаяние, прощение, милосердие... Забегая чуточку вперед от того времени, отмечу метаморфозы тогдашних слов: командир (стал офицером), целлулоид (стал пластмассой, а потом пластиком), волшебный фонарь (стал фильмоскопом), вечное перо (стало авторучкой). Но разве можно тогда было даже подумать, что не вечны такие слова как вождь, гегемон, партия! Даже пролетариат!
Со словами все совсем не просто. Ведь имя — тоже слово. А что может быть для отца с матерью дороже имени своего ребенка? Я уже говорил, как расшифровывалось имя Вилен. Среди моих сверстников есть имена: Эрлен (эра Ленина), Баррикад, Марлен (Маркс-Ленин), Электрон, Гелий, Марксэна (Маркс-Энгельс), Владлен (Владимир Ленин), Вилена (Владимир Ильич Ленин), Дизель, Икки (Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала), Мэлс (Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин), Эвир (эпоха войн и революций), Лендрик (ЛЕНин, Да здравствует Революция И Коммунизм.13
Сейчас таких имен не дают. Но они, по-моему, одно из самых глубоких психологических объяснений того, уходящего, времени. А тогда это время наступало и количество новых слов прибывало, особенно слов-наименований. Они волнами сокрушали старый мир. Менялись названия улиц, площадей, общественных зданий, учреждений, заводов, городов, областей, — короче, всей словесно-социальной среды и структуры общества. Менялось все и вокруг нашего дома, всюду, куда ходили: в школу, в кино, в гости; откуда ездили на дачу; куда ходили в магазины; где просто гуляли с Вилькой до начала занятий в школе (мы учились во вторую смену со второго по седьмой классы).
Свободное копирование
