В школу мы с Вилькой, ходили с удовольствием. И вовсе не для того, чтобы "овладевать знаниями", в школе было интересно. Там была своя ребячья жизнь: мы узнавали новости, встречались (тогда не говорили "общались") со своими приятелями, занимались разными проделками, играли на переменках в "колдунчики", "отмерялы" или "чеканку", устраивали "кучу-малу" в нише бывшего камина в актовом зале, откуда нас постоянно прогоняли дежурные преподаватели и старшеклассники. С пятого класса нас уже стали понемногу интересовать девочки. Если бы тогда спросили, почему мы с удовольствием выпускаем стенгазету, мы бы, конечно, не ответили, что потому, что в редколлегии были Клавочка, Вера и Вавочка. Но, тем не менее, это было так. Я думаю, что радостное восприятие школы объяснялось еще и тем, что мы с Вилькой хорошо учились. У нас не было страха получить плохую отметку или боязни, что вызовут к доске. Конечно, были волнения перед контрольными, но не такие уж сильные. Домашние задания я делал только письменные, все остальное время до школы читал и гулял с Вилькой (его заставляли делать и устные домашние задания, хотя, по-моему, он вполне мог обойтись без этого, но он обещал своей маме и честно тратил на это минут 30-40).
Если максимально обобщить полученное в школе, уловить то, что в известной мере предопределило дальнейшее мировосприятие, то оказывается этим нечто было влияние двух человек — Марии Дмитриевны и Александры Федоровны; Мария Дмитриевна была нашим классным руководителем и преподавала математику, а Александра Федоровна — литературу. Кроме того, цельному взгляду на окружающую действительность послужило последовательное "прохождение" обществоведения, истории и конституции СССР.
Мария Дмитриевна была ярким человеком, и ее влияние было влиянием личности, а не предмета преподавания, в то время как литература и общественные предметы давали непротиворечивую тогда основу для миропонимания. Схема, в которую укладывалась литература, была приблизительно такой. Когда-то давно была древнерусская литература, она была связана с Византией и, самое главное, была неразделима с религией. Так что неинтересно. Потом в Западной Европе было Возрождение, а у нас татаро-монгольское иго. За ним, вроде, тоже ничего примечательного не было, литература была духовной. И только при Петре I возникает, притом сразу, литература в современном понимании, она тогда называлась светской. И пошли: классицизм, сентиментализм, романтизм и критический реализм. Критический реализм — это уже перед революцией. Лучшие писатели тогдашние — Пушкин, Л.Н.Толстой, А.П.Чехов, В.Г.Короленко, В.М.Гаршин критиковали капитализм и самодержавие, но на высшую ступень подняться не смогли. А высшая ступень — это социалистический реализм. Он мог появиться только после Великой Октябрьской социалистической революции, в которой победил пролетариат. У нас есть великий пролетарский писатель Максим Горький. Он велик тем, что социалистический реализм предвидел еще до революции: тогда он написал роман "Мать", который хвалил Ленин. А сейчас социалистический реализм расцветает: Серафимович, Фурманов, Демьян Бедный, Шолохов, Маяковский. Мне было совершенно понятным назначение социалистического реализма. Если писатели будут писать так, как надо, то социализм (первая фаза коммунизма) быстрее наступит. А если будут говорить, что это не так и то не эдак, то можно разувериться и ничего не построить. Слово социалистический реализм было магическим словом.
Схема для истории была совсем короткой. Вся история, — это история классовой борьбы. Угнетенные бедняки (Спартак, Робин Гуд, Ян Гус, Степан Разин, Пугачев...) — все время терпели поражение, потому что у них не было руководителя — пролетариата. Он появился вместе с капитализмом как его могильщик, и здесь уже начались победы угнетенных. Первый раз они (угнетенные) чуть-чуть не победили в Парижской коммуне, но их предали, да и опыта еще не было. А вот в Октябрьскую революцию мы уже победили, с нее-то и начинается история, то есть социализм. А что было до нее, это по-настоящему только предыстория: первобытно-общинный строй, рабство, феодализм, капитализм. Если о греках с римлянами и славянах-язычниках в школе хоть что-то рассказывали, то христианская составляющая человеческой цивилизации и культуры со своей громадой образов и языка не просто пропала, но и была осуждаема. Мне тогда это было совершенно понятно: во-первых, это религия, "опиум для народа", а во-вторых, — и хорошо: учить меньше.
Свободное копирование
