"Москва. 2 марта 1833 г.
...Сегодня в 10 часов утра приехал к нам Алексей Николаевич Савич -- мы ему обрадовались бесконечно.
Он говорит, что Петербург заморозил его, что он хочет в Москве отогреться, и если в продолжение двух месяцев найдет здесь место по ученой части, то и совсем останется.
Вчера весь день, вместе с Сашей и Сатиным, была занята "Альманахом". Статья Саши "Гофман" и статья Погодина отыскались. Стихи Тепловой и повесть Н. Ф. Павлова даны. Алексей Николаевич пишет статью астрономическую, пишут еще и другие. Все готовые статьи переписаны, кроме Сашиной и Погодина. В понедельник рукопись отдается в цензуру... Таня".
"Спасское, 5 марта 1833 г.
Как беден, как жалок язык наш! я не могу на нем высказать всей души моей, всей любви моей к тебе, мой ангел, и если от силы своей слова как бы замрут, не считай этого состояния охлаждением, это только такое сильное влечение к тебе, которое не умеет даже и высказаться.
Кажется, нам ничего не досталось на земную долю, кроме любви и дружбы; отдадимся же им беззаветно. Пусть мир отнимет у нас все, даже возможность жить для его счастья; но любви, но дружбы отнять никто не может. Это наше достояние... Вадим".
"Волчанск, 15 марта 1833 г.
Пишу тебе из Волчанска, третий день как начал дело..."
"16 марта.
11 часов вечера. Сейчас приехал от секретаря. Молодой месяц светит, лазурь заткана звездами. Я искал севера. Вот он: **** -- это созвездие Большой Медведицы; * -- вот и Полярная звезда. Вот он, мой родной север, вот в этой стороне Москва.
Как роскошна здесь природа и как хороша весна. А там -- вокруг тебя, быть может, снег, холод и птички не поют про весну. Но там ты -- вечная весна души моей, там моя родина, и весь я влекусь в эти снега, в эти непогоды... Вадим",
"Москва. 25 марта 1833 г.
...жизнь без любви не жизнь, говорил Алексей Николаевич, читая твое письмо от 16 марта, когда же дошел до Большой Медведицы и Полярной звезды, тут и остановился, о любви ни слова, а стал рисовать окружающие их звезды, созвездия, -- объяснять Млечный Путь, и забрались мы в небеса. Он спрашивает, что твои записки о Малороссии.
Получила письмо от Диомида, он возмущен -- пишет: "для людей нет святого, для них бог, вера, любовь, благость, дружба, права -- вымысел, предрассудок. Порой подавленная душа просыпается, как огонь, вспыхнувший в удушливой мгле полярных льдов, и осветит картину безжизненности. Знатен, случаен -- принимают из видов, беден, ничтожен -- для мебели. То же и относительно молодежи: богат, силен -- из расчета, без голоса -- можно развлечься. Нет взаимного уважения, нет и не может быть взаимной любви. Женщины кокетки до разврата, сладострастны до азиатства, до болезненности. У толпы молодых людей душа спит, но низкие страсти не дремлют. Они увлекают и доставляют средства усовершенствоваться уже потерянным.
Стремление к дружбе безответно. Семья не связана любовью. Редко встретишь достойных. Убийственная пустота, безмолвие. Избежать полуживых невозможно. Встреча с ними сродняет душу с пренебрежением к людям и рождает эгоизм..."
Вот отрывок из письма Доши, -- грустно читать; в конце он смягчается, тронут. Я отвечала. Пиши ему и ты, укажи на многих достойных уважения, а в смысле любви -- укажи, mio caro, хоть на нас с тобой... Таня".
"1833 года, марта 17. 9 часов вечера.
Ах устал! спать, спать! мой ангел! три дня почти не спад, зато кончил раздел. Теперь Евгений и Леонид владельцы всего харьковского имения.
Со вчерашнего дня привез почти весь земский суд. Целую ночь пили, пили, пили. Сейчас только разъехались и ложусь спать. Но смотри, не брани меня, что я тоже пил; ей-богу, только стакан шампанского да чашку глинтвейна своего рукоделья во все три дня и три ночи выпил. Ложусь, авось увижу тебя во сне, а недели через две и наяву. Улыбнись мне, моя радость... Вадим".